LITBAND. Сборник рассказов «Мой самый второй шанс»

Ольга Лопинова

Сплетения любви

***

 

В пол-лица  широкая улыбка, светло-зеленые миндалевидные глаза, невысокий и очень широкий в плечах с разницей в десять лет. В ее пользу. В ее ли? И невыносимая интрига —  сын директора. Который вытащил ее из теплого скучного кресла московского офиса и заманил большой зарплатой снова в метель, в весенние мигрени и жесткость кабинета начальницы.

Заходя в дамскую комнату, Oна не узнавала себя. Сука со стальными скулами. Разминала руками щеки, строила рожи, давила улыбку. Коллектив, в котором Она проработала десять лет, равнодушно выпивший за ее недавнее увольнение, в новом статусе не принимал и незлобно вредничал.

Стервозная маска слезла через полгода после нечаянного карьерного взлета. Коллектив был причесан, кто-то ушел сам, кого-то Она, пользуясь представившимся просчитанным случаем, уволила. Убедившись в стабильности своего нового положения, привезла от мамы семилетнего сына, обновила обои и шторы казенной квартиры. Ощущение стресса закончилось – началась нормальная будничная жизнь работающей матери-одиночки.

Отбив премию, висевшую на волоске из-за выявленных ошибок прошлого начальника, окончательно утвердилась в образе шефини. В занимаемом подразделением крыле зазвучал ее заливистый смех, забегали лощеные коллеги-начальники, успокоились от волнений и тревог подчиненные. Рабочие вопросы перестали быть авралом, конструкция и структура витиеватых производственных цепочек были ею выстроены и отшлифованы с учетом больничных по уходу за детьми и долгих летних отпусков.

В его симпатию Она долго не верила, комплименты и внимание принимала за хорошее воспитание и приличные манеры. Пока не оказались Они случайно на большом гульбище, куда Он приехал по ее приглашению на спор. Спорила Она с братом, родной душой, настаивавшим на звонке. Звони и зови, упорствовал брат. Все станет ясным. Приехал — и сразу вписался в большую семью и компанию ее друзей, отмечавших чей-то юбилей. С шашлыками, водкой, баней, катанием на аргамаках по наезженной ледяной дороге, с прыжками в сугробы с третьего этажа большого зимнего коттеджа.

Утром, когда Она, стесняясь, отчаянно не признавалась ехидничающей родне в случившемся, Он катал детей на буране. Деваться друг от друга им было некуда, детвора радостно окрестила его —  почти мальчика — папой ее сына.

Роман был нежен и непостижим. Они стеснялись оба, самым мучительным был переход от одежды к простыням, Она прятала тело. У него была двадцатилетняя подружка, принцесса со вздернутым носиком. Он совмещал их обеих. Они мало говорили, в основном злословили над коллегами и всей управленческой верхушкой города. Он, золотой мальчик, был вхож во все кулуары. Она, эффектная и молодая, туда всячески зазывалась и бывала, когда отбиться было невозможно.

Их любовь случалась непреднамеренно, в общих командировочных гостиницах, тесном туалете самолета, по неожиданному звонку – приедешь? И они неслись навстречу – Он или Она — сквозь снег и пургу, чтобы упасть вдвоем  в темноту. Бывая на общих совещаниях,  случайно оказывались рядом. Она млела и улетала от тембра его голоса, серьезно и обстоятельно докладывающего свою часть отчета. Потом они ржали над абсурдностью последующих докладов, Он хохмил с серьезным лицом, Она же – от природы смешливая – давясь от смеха, пряталась за его широкой спиной. Невысокий ростом, Он был могуч телом, сажал ее, маленькую, на свою большую ладонь и пытался поднять. Для них обоих роман этот не имел никакой перспективы, оттого в отсутствии каких-либо надежд и претензий им было легко и радостно. Мой нежный северный мальчик.

Принцесса морщила носик и резко вертела головкой на тонкой шейке с такими же тонкими ножками. Здесь претензии были вполне обоснованы. И когда они втроем  встречались в длинных рабочих коридорах – Она навстречу ему с принцессой, — Он смотрел на нее прямо и открыто, у нее неприлично громко стучало сердце. А вечером вдруг Он ей звонил – приедешь?

Она так и не поняла, зачем ему они обе одновременно, и не пыталась. Уволившись и уехав, Она попрощалась навсегда.

Через время они снова пересеклись в смежных отраслях. Он повзрослел, Она смягчела. И снова Он звал ее. Теперь уже Она летела к нему четыре часа самолетом. В командировку. И тщетны были поиски разыскивающих ее в номере гостиницы. Там Она переодевалась и исчезала в сказке полярной ночи.

Он мужал, рос в должностях, умнел и мудрел. Она расслабилась, в среднем статусе столичного планктона научилась с умным видом ничего не делать и ни за что не отвечать. Принцесса по-прежнему где-то незримо маячила, не выпуская из своих изящных лапок лакомую добычу. Он соскочил из смежной отрасли, ушел в неведомое, еще глубже в леса, они потерялись.

В телефоне — десять смс и пять пропущенных вызовов. Она была в кино с подругами, телефон валялся на дне сумки. Писал, что хочет приехать. Сегодня, сейчас. Она заметалась. Лет пять или шесть прошло? Поговорили, Он был настойчив. Она быстро придумала, как развести по домам подвыпивших подруг, свернула гулянку.

Он стал откровенно старше и шире. Смотрел на нее с улыбкой в пол-лица пьяными счастливыми глазами и удивлялся – ты все та же, ничуть не изменилась. Лестный этот комплимент Она часто слышала от прошлых коллег, привыкла и не верила. Разговаривать было не о чем – так давно они не виделись. Она все пытала – почему, три года живя в одном с ней городе, Он именно сегодня был так настойчив и неумолим. Молчал и улыбался. Она слышала, что вроде бы Он женился на принцессе, и вроде бы была какая-то беременность, но говорить об этом не хотелось. Да и не нужно. Сказка есть сказка.

И снова чудесная эта робость и нежность. Ему почти тридцать, ей почти сорок, они знают друг друга десять лет, и не знают друг о друге ничего. Как ты? Хорошо. А ты все та же. Какая? Прекрасная.

Утром Он не хотел уходить. Нескладный сын-подросток уже проснулся и  сидел в трусах и  наушниках в гостиной, уставившись в монитор. Она вытолкала сказку за дверь почти силком. Он прижимал ее к себе в пустом подъезде как всегда – как в последний раз —  и прямо смотрел миндалевидными глазами. Ты – чудо.

Теснота смежных отраслей поведала ей через пару дней, что именно в тот день у него родился сын. И близкий золотой круг радостно отмечал продолжение династии. Только новоявленный отец вскоре куда-то пропал.

Ни понять, ни простить дикий этот совершенно поступок Она не могла. Вдруг отчетливо увиделась принцесса в белой стерильности роддома в муках и болях с голубыми венками на напряженной тонкой шее.

Она злилась. Объективно ей были понятны причины его приезда. Но почему Она? Почему в огромной столице  именно в ней Он нашел утешение, прощаясь с безалаберностью молодости и холостяцкой жизнью? Мысль о том, как безжалостно Он поступил с ними обеими, не давала покоя, Она рычала на сослуживцев-мужчин, ее мутило и подташнивало. Коллеги недоумевали, тихонько  жались в столах и офисных креслах.

Боль и обида оглушали. Герой тихого ее тогдашнего романа – женатый романтик — всплыл неожиданно вовремя, они встретились после работы. Знакомы были давно, любовниками стали случайно, в романтичную душную летнюю ночь в одном из гламурных столичных парков, запирающихся на ночь на ключ.  Близкие душами, встречались редко. Говорили о детях, о родителях,  о смысле жизни, признаках счастья, несвободе и увядающей молодости. Романтик повел ее в модный ресторан, поил водкой.

Сколько ни пытался, отчаявшийся любовник не смог вытащить из нее случившееся, развлекал разговорами и едой. Напились и приехали к ней. Секс был как никогда оглушителен и ярок. Романтик изумился – какая ты разная можешь быть. Она же пыталась выбросить из себя предыдущую ночь, нежность и негу ласки, которые оказались так отвратительны из-за своей причины.

***

Через месяц Она узнала о беременности. Еще подозревая и сомневаясь, Она впала в упоительное ощущение женственности, вспомнила, что жизнь может быть еще и такой. Тест на беременность был пройден в офисном туалете, в окружении искусственного мрамора и турецкой сантехники. Нахлынувшее счастье душило. Ей снова не хватало воздуха и места. Выросшая на огромных просторах теряющихся в горизонте полей и лесов, в Москве Она часто чувствовала сковывающую сжатость мертвого камня и асфальта. Офис давил тихим гулом и бесполезными передвижениями огромной обезличенной массы. Под благовидным предлогом тихо исчезла с работы и бережно вынесла свою счастливую тайну.

Вопросы об отце были редки, негромки и как бы неуместны. Она не знала, кто из двоих. Беременность протекала на зависть легко, Она умудрилась сохранить свое счастье в тайне для начальника  до шестого месяца, получила обещанное долгожданное повышение. Шеф был в ярости, когда тайну уже невозможно было скрыть ни новомодной одеждой для беременных, ни любимыми ею палантинами. Когда опен спейс шипел на тему ее расползающейся полноты,  участливо улыбался, вздыхал о климаксе и неизбежности перемен в женском организме в преддверии сорока лет. Да еще и повысил перед самым декретом.

Беременность принесла лавину любви и мягкости. Привыкшая самостоятельно жить и рисковать, Она вдруг ощутила неимоверную силу заботы друзей и родственников. Стала плавной, улыбающейся и нежной. Сопровождающиеся вопросы как-то и кем-то решались, Она же с удовольствием погрузилась внутрь себя, и, словно носимое ею дитя, размягченно плавала в теплых ласковых водах.

Девочка родилась быстро. Так же быстро росла, развивалась, постоянно требовала еды, с огромным перевесом и природным чувством равновесия полуторогодовалой балансировала на краешке ванной посреди кафеля и чугуна. Мать научилась не хвататься за сердце, поверив в исключительные физиологические способности дочери держать равновесие на любой поверхности. Отворачивалась и не смотрела на пятнадцатикилограммовую дочь с огромным животиком, стоящую двумя крепкими ножками на подлокотнике деревянного стула.

Сын с появлением сестренки возмужал, стал еще серьезнее, тяжело и больно переживал трудности подросткового взросления.

Лет через пять Она решила призвать к ответственности отца. С женатым романтиком они нечасто встречались все это время. Золотой же мальчик исчез навсегда. Она не однажды давала понять романтику, что девочка – его дочь. Тот ссылался на ее сексуальную свободу, себя отцом не считал, разговорам на эту тему сопротивлялся.

На очередном свидании романтик разнежился, сам завел монолог о некоей виртуальной вероятности своего отцовства с пространными размышлениями, как жить с этим дальше. Она рассвирепела. То ли от своего долгого ожидания развязки сложившейся двусмысленности их отношений, то ли от его личной горести о своей трудной судьбе. На следующий день Она отправила ему мейл о размере алиментов за пять прошедших лет и о своем намерении в суде решать вопрос отцовства.

Ошарашенный романтик за неделю организовал приезд к ней на дом лаборанта, тест на отцовство взяли у девочки в удобное время, рано утром перед детским садиком. Еще через неделю из лаборатории пришел положительный ответ.

Новоявленный отец писал длинные мейлы. О его взгляде на ее поведение и запросы. О своих правах, смыслах  и убеждениях. Она вспомнила слова брата. Как-то брат ей сказал, что питерские и московские мальчики такие славные, когда все хорошо, а как что-то не так, сразу становятся девочками. Фраза эта всплыла и прилипла к неприятной ситуации.

Когда страсти в ее голове улеглись, ей стало очень жаль романтика. Она получила счастье материнства, бесценный дар и спасение, он же – душевный груз и полную сумятицу эмоций, которыми отдавали его сумбурные резкие заявления. Она настаивала на встрече, он отказывался, ссылаясь на занятость. Наконец,  согласился. Пристроила ребенка, рванула через всю Москву по названному им адресу.

Он молчал и слушал. Она просила у него прощения за резкость, говорила о принятии любого его в отношении дочери решения, просила отцовского благословения. Романтик изумился – что это?

— Любуясь своими детьми, вспоминай о  дочери. Что она есть.  Благослови её на счастливую жизнь.

— Хорошо, благословляю, — в лице его что-то дрогнуло.

***

В шумном здании аэропорта сновали люди. Шестилетняя дочь весело прыгала на одной ноге, няня суетливо в который раз проверяла документы и билеты. Наконец, посадочные были получены, багаж сдан, Она поцеловала радостно возбужденную дочь, обняла няню – удачного полета. Няня с дочерью улетали в Крым на все лето, мать освобождалась от забот и радовалась такой редкой удаче – няне, души в ее дочери не чаявшей, вот уже третий год забирающей девочку на лето.

Стоянка сверкала разноцветьем лакированных автомобилей, солнце нещадно палило. Она развернулась на окликнувший знакомый голос. Золотой мальчик – давно уже не мальчик, чеширским котом щурился миндалевидными глазами.

— Ты что здесь делаешь?

—  Дочь провожала. А ты?

— Я тоже. Проводил. Ты сейчас куда?

Поболтали. Он предложил бросить машины в городе и закатиться в ресторан – отметить выпавшую свободу.

Пока Она ехала за его блестящим мерседесом, интерес к предстоящему празднованию накалялся. Выйдя из машины на стоянке, изнемогала от любопытства, что будет дальше. К ней вернулось забытое ощущение полного доверия к тому, что и как Он делает, принятия ситуации, безопасности и легкой бесшабашности.

Ресторан был чудесный. С потрясающей кухней, обстановкой и живой музыкой. Первая бутылка быстро сменилась второй, третьей.  Он был галантен, щедр, обаятелен.

— Как же ты живешь так, ты совсем не меняешься.

— Намекаешь на мой преклонный возраст? – ей было здорово и легко с ним. Не нужно мастерить правильные фразы, выстраивать обдуманно и логично заканчивающиеся диалоги. Она пьянела от проснувшейся к нему любви и вина, его волнующего взгляда и бесконечных комплиментов.

В разговоре коснулись ее дочери.

— Сколько ей лет?

— Она ровно на девять месяцев младше твоего сына.

— Правда?

— Правда. День в день.

— Давай выпьем за твою дочь.

К тому времени Она не очень уверенно чувствовала свое тело, откровенно наелась и устала.

— Что ты теперь будешь со мной делать?

— Все, что захочу.

Его дом был в квартале от ресторана. Под конец Он просто перекинул ватное тело через плечо и скорость их движения значительно увеличилась. Она вцепилась руками в его задницу, надеясь, что  все- таки не укачает.

И снова вернулась сказка. Яркая, нежная, трепетная. Оторвавшись друг от друга, Они голыми  курили на балконе, пили холодную воду с лимоном, когда Она замерзала, возвращались в огромную, словно остров, кровать. Он снова сажал ее к себе на ладонь, внимательно рассматривал и осторожно гладил кожу, словно впервые увидел. Целовал волосы, запястья, впадинки, родинки, вдыхал ее запах. Ты — чудо. Она гнала от себя мысли, намеренно не смотрела по сторонам большой пустоватой квартиры, боясь окончания сказки. Продлить еще чуть-чуть. Пожалуйста.

Утром в город вернулась прохлада. Он укутал ее в свой махровый халат, курили на балконе, наблюдая великолепие восхода над столицей.

— Кто отец твоей дочери?

— Не ты, — помолчала. – Им я заглушала злость на тебя – видишь, что получилось. Заглушила.

— Ты замужем?

— Нет. Я не замужем. Дочь своего отца не знает.

— Он знает? Он тебе помогает?

— Знает. Он делал тест. Около года назад.  Видишь ли, у меня были сомнения. У него – тоже. Сразу после теста  переводил деньги, сейчас — нет. Он женат, у него дети.

— И как ты живешь?

— Как видишь, неплохо. Особенно вчера и сегодня.

Они спали до обеда. Она не умела спать вдвоем; когда такая роскошь случалась, уползала на краешек, укутывалась отдельными пледами и халатами. С ним же это было невозможно. Он всю ее укладывал на свое плечо, запирал ладонью сокровенное и сквозь сон проверял, здесь ли. Осторожно целовал ей глаза — и они снова уплывали.

Субботний день провели вместе. Вместе готовили то ли завтрак, то ли ужин. Он – тосты и кофе, Она — потрясающий омлет. Снова стали беззаботными детьми, смеялись и дурачились. Он демонстрировал мужскую неутомимость, Она счастливо его принимала.

Она осмелела и разглядела квартиру. Никаких признаков принцессы и сына. Только мужские вещи. Он объяснил: моя берлога. Семейный дом находится за городом. Его работа наполовину не в столице, перелеты, долгие отлучки, принцесса капризничает и скандалит. В качестве извинения Он заваливает ее подарками, отправляет на отдых в Европу, семьи как таковой нет. Есть сын, родители которого нашли некий компромисс семейного балансирования.

Слушала молча. В который раз Она пришла к мысли о непонятной устроенности счастья. Вот классный мужик, умница, трудяга. Без понтов упорно работал, много учился, не гнушался папиными завязками, но ведь и сам сколько вложил в себя. Принцесса – отхватила выигрышный билет. И что? Мысли эти лениво ворочались в голове, Она качалась на волнах собственного блаженства, отключив мозг и слушая желания тела.

— Как я поеду домой? У меня же здесь машина, —  кивнула на протянутый бокал вина.

— Поедешь на такси. Машину я тебе пригоню. Можно? – во взгляде мольба.

Мысль заметалась. Зачем? Зачем мне это все? На день? Неделю? А потом Он к принцессе? А я?

— Конечно, пригони.

Домой Она поехала утром в воскресенье. Пьяная от любви, прятала лицо в огромный букет пионов. Он купил их у бабушки, продававшей цветы прямо на углу его дома.

***

— Ну и где ты была? – двадцатилетний сын весело взирал на вернувшуюся притихшую мать  – Отправила дочь и пустилась во все тяжкие?

— Пустилась. Мне – можно. – Она поправляла нежные цветы в прозрачной вазе.

— Да давно пора, мама, — сын поцеловал мать в макушку, — наслаждайся.

Растекалась в улыбке, в голове чуть ухало от двух бессонных ночей и счастливой усталости тела. Переоделась в пижаму и свернулась калачиком в своей кровати, чувствуя на себе его ладони.

Вечером Он приехал. Сын ухмылялся, жал руку, шутил и радостно ржал над своими шутками. Она тревожилась, стеснялась взрослого сына, собственного стеснения, не знала, как себя вести. Он  был приятно удивлен такому смятению. Она краснела и смущалась, забавляя обоих. Сын собрался и ушел, громко пообещав вернуться не скоро.

Назавтра Он забрал ее к себе. Разговоры были обо всем — о работе, о книгах, о поездках,  о музыке. Им было хорошо молчать вдвоем перед зажженным биокамином, слушая песню летнего ливня. Днем Она  бродила по тихим, пустым в жару московским улочкам, покупала продукты, готовила вкусные ужины. Через день ходили в рестораны, иногда вместе обедали. Бывали на концертах, проводимых на летних площадках июньского города.

Такая теснота их отношений случилась впервые за пятнадцать лет, они, наконец, стали узнавать друг друга, запоминать привычки, жесты, любимые словечки и обороты речи. Через две недели Она засобиралась домой. Ей предстояла давно запланированная поездка на море, да и не хотелось быть вежливо выпровоженной. Не навсегда же улетела принцесса.

— Что дальше? –  смотрел серьезно, без улыбки, на нее — собирающую вещи.

— Ты женат, у тебя сын. Дальше – жизнь.

— Это отговорки. Ты никогда не давала мне понять, что я тебе нужен. Ни тогда, ни сейчас. Мне хорошо с тобой. Очень хорошо. Я хочу еще. Я хочу так всегда.

— Ты разведешься с женой? Оставишь сына? Будешь делить имущество? Ты хоть представляешь, что тебе устроит твоя принцесса? — говорила жестко, с давно забытой медью в голосе. Злилась на себя, на него, на открывшееся ей в узкую щелочку такое возможное невозможное счастье.

Он молчал. Прислонившись к барной стойке, в одних джинсах, босой и любимый, смотрел прямо и спокойно. Успевший проникнуть в сердце, в мозг, в тело, в мясо. Как же я тебя отдирать буду.

— Для любовницы с  детьми и твоим графиком работы нужны цирковая пластика и гибкость. Я так не смогу. Я даже не хочу. Так. Ты всегда был для меня недосягаем. Сначала ты был слишком молод, звездный мальчик — сын директора, теперь ты муж и отец. Я не очень себе представляю наше совместное счастье. Давай оставим все как есть.

С трудом сдерживала слезы. Как же ей хотелось послать все к черту и запрыгнуть к нему на руки, прижаться к большой груди и остаться там навсегда.

— Я люблю тебя. Давно. Это ты была всегда недосягаема. Это ты сначала была звездной шефиней в окружении пускающих слюну козлов-начальников. Потом ты уехала. Даже не попрощалась, прислала вежливое смс. Мне было всего двадцать три, ты забыла? Что я мог тебе тогда предложить?  Ты прилетала иногда, смеялась,  легко и весело уходила. Будто забавлялась мною.

Оцепенела. От признания, от стольких лет неведения. Подошла к нему, обвила руками, тихие слезы потекли по лицу. Она говорила ему о своей любви, как Она стеснялась своего старшинства, как прятала себя в темноте под простынями, как ревновала к принцессе, взлетала и падала в его объятьях. И дочь у них на двоих могла бы быть одна. Или сын. Слова лились из нее потоком, жалостные, робкие, застенчивые.

— Милая моя, —  поднял на руки, отнес в кровать, уложил ее на свое плечо, накрыл, слушал затихающие всхлипывания, гладил волосы и целовал мокрые глаза, пока Она не уснула.

Она уехала на следующий день. Они договорились ничего не заканчивать, подумать и решить. Оба понимали, что решение за ним. Только Она вдруг поверила в возможность счастья.

***

Из поездки вернулась богиней. Обласканная жарким солнцем, ухаживаниями мужчин, негой беззаботности и долгожданного отдыха. Он ей нечасто писал, либо присылал фотографии красивых неведомых мест. Она с радостью отвечала, глубоко в сердце, не признаваясь себе,  ждала и надеялась.

Приехал в конце лета. С огромным букетом роз и вином. Висящей на нем  рассказал, что подал заявление о разводе. Что с женой обо всем договорились. О сыне, об алиментах, о разделе. Что принцесса его стойко приняла новость, да и, в общем-то, совместная их жизнь давно уже закончилась. Светился радостью.

Она лихорадочно переваривала свалившиеся новости. Испугалась. Неужели. Ей сорок пять. Снова вылезла мерзкой холодной змеей разница в десять лет в ее пользу. Не может быть. А как? Что теперь?

— Не пугайся ты так. Я на твою свободу не посягаю. Просто знай, что теперь я рядом.

Неожиданно раздался звонок. Звонил романтик и просил о встрече.  Ей стало страшно. Словно кто-то наверху раскачивал маятник ее жизни. Ее счастья. Вверх-вниз. Вниз-вверх. И где он сейчас остановится – решает кто-то неведомый.

— Позвони завтра, — отключила телефон. Видя, как Он нахмурился,  сжалась от ужаса. Полминуты назад Она не верила счастью, сейчас же готова была поверить в худшее. Откуда-то снизу по позвоночнику пополз предательский холод отчаянья. Почему-то трагичные истории воспринимаются легко и безоговорочно. Словно жизнь есть  череда неудач и глупых нелепостей.

***

В зале прилета Она высматривала дочь. Загорелая, в ярком сарафане длинноногая девочка смеялась, сидя верхом на чемодане в тележке для вещей. Не менее эффектная няня – яркая блондинка – толкала тележку. Она бросилась к дочери. Рядом с ней с улыбкой в пол-лица шагал Он.