Лорен Оливер «Делириум». ЭКСМО. 2012

Читать анонс книги Лорен Оливер «Делириум»

 

Прошло шестьдесят четыре года с тех пор, как президент Консорциума идентифицировал любовь как болезнь, и сорок три с того времени, когда ученые довели до совершенства процедуру ее излечения. Все в моей семье прошли через это. Старшая сестра Рейчел застрахована от этой болезни уже без малого девять лет. Она говорит, что так давно защищена от любви, что даже не может вспомнить ее симптомы. Мне предстоит пройти через процедуру защиты от этой болезни ровно через девяносто пять дней — третьего сентября. В мой день рождения.

Многих эта процедура пугает. Некоторые ей даже противятся. Но я не боюсь. Я с нетерпением жду этого дня.

Будь на то моя воля, я бы прошла через это завтра, но ученые не берутся за излечение, когда тебе меньше восемнадцати. На ранних сроках процедура может не сработать: случаются повреждения мозга, частичный паралич, слепота или вещи гораздо серьезнее.

Мне не нравится думать, что я живу с этой болезнью в крови. Клянусь, иногда мне кажется, что я физически ощущаю, как она крадется по моим венам, будто что-то испорченное, как скисшее молоко. В такие моменты я чувствую себя грязной. Я вспоминаю о детских истерических припадках, о тех, кто противится излечению, о зараженных девушках, которые скребут ногтями по тротуару и с пеной у рта рвут на себе волосы.

И конечно, в такие моменты я вспоминаю маму.

После прохождения процедуры я буду счастлива и спокойна уже всегда.

Так все говорят — ученые, сестра, тетя Кэрол. Я пройду через процедуру, а потом эвалуаторы подберут мне в пару молодого человека. Через год-другой мы с ним поженимся. Последнее время мне стала сниться моя свадьба. В этих снах я стою под белым балдахином… В волосах у меня цветы… Рядом со мной стоит молодой человек, мы держим друг друга за руки. Но стоит мне к нему повернуться — черты его лица расплываются, и я не могу его разглядеть. Однако руки у него прохладные и сухие, а сердце в моей груди стучит спокойно, и я уверена, что оно всегда будет биться в том же ритме и никогда не начнет подпрыгивать, переворачиваться или куда-то мчаться. Всегда только равномерное -тук-тук-тук- до самой моей смерти.

Спокойствие, свободное от боли.

Но так хорошо, как сейчас, было не всегда. В школе нас просветили — в былые, мрачные времена люди не подозревали, насколько опасна эта болезнь. Долгое время они даже считали, что этот недуг — нечто хорошее, то, что надо воспевать и к чему стоит стремиться. Именно поэтому он так опасен.

-Болезнь воздействует на ваш разум, вследствие чего вы теряете способность ясно мыслить и рационально оценивать состояние своего здоровья- (пункт двенадцатый в разделе симптомов амор делириа нервоза из руководства -Безопасность, благополучие, счастье-, двенадцатое издание).

Но тогда люди называли это как угодно — стресс, сердечная болезнь, беспокойство, депрессия, переутомление, бессонница, биполярное расстройство. Они даже не сознавали, что все это в действительности следствие одного заболевания — амор делириа нервоза.

Конечно, мы в Соединенных Штатах еще не до конца избавились от этой болезни. До тех пор, пока процедура излечения не будет доведена до совершенства, пока она не станет безопасной для тех, кто не достиг восемнадцати лет, мы не можем считать себя до конца защищенными. Болезнь все еще среди нас, она тянется к нам и грозит удушить любого своими невидимыми щупальцами. Множество раз я видела, как неисцеленных тащат на процедуру, а они настолько подвержены разрушительному воздействию любви, что ради нее готовы сами себе выцарапать глаза или броситься на заграждение из колючей проволоки вокруг лабораторий.

Несколько лет назад одна девушка в день своей процедуры сумела высвободиться из удерживающих приспособлений, отыскала путь на крышу и бросилась вниз.

Она даже не вскрикнула. После этого еще много дней подряд, для того чтобы мы не забывали об опасности делирии, по телевизору показывали лицо этой девушки. Глаза ее были открыты, а шея повернута под неестественным углом, но щека так удобно прижималась к тротуару, что можно было подумать, будто она просто легла поспать.

Удивительно, но крови было совсем мало — только тонкая темно-красная струйка стекала из уголка рта.

Девяносто пять дней — и я в безопасности. Естественно, я нервничаю. Будет больно или не будет? Я хочу поскорее излечиться. Трудно сохранять спокойствие. Трудно не бояться — хотя делирия меня пока не коснулась, я все равно не считаюсь исцеленной.

И все-таки я волнуюсь. Говорят, что раньше любовь доводила людей до безумия. От одного этого станет страшно. А еще в руководстве -Безопасность, благополучие, счастье- можно прочитать истории о людях, которые умерли оттого, что потеряли любовь, или оттого, что так ее и не встретили. Вот это пугает меня больше всего.

Любовь — самое смертоносное оружие на свете: она убивает и когда присутствует в твоей жизни, и когда ты живешь без нее.

<…>

СИМПТОМЫ АМОР ДЕЛИРИА НЕРВОЗА

ФАЗА ПЕРВАЯ. Зацикленность; трудности с концентрацией внимания; сухость во рту; испарина; потные ладони; приступы головокружения; дезориентация в пространстве; снижение ментального восприятия; непоследовательное мышление; отсутствие логики.

ФАЗА ВТОРАЯ. Периоды эйфории; истерический смех и приступы отчаяния; апатия; изменения аппетита; быстрый набор или потеря веса; отсутствие интересов; аномальная логика; искаженное восприятие реальности; нарушение сна; бессонница или постоянная усталость; навязчивые мысли, маниакальные поступки, паранойя; ненадежность.

ФАЗА ТРЕТЬЯ (КРИТИЧЕСКАЯ). Затрудненное дыхание; боль в груди, в горле, в желудке; трудности с глотанием; отказ от пищи; окончательная потеря способности рационально мыслить; непредсказуемое поведение; ожесточенность; галлюцинации, бред.

ФАЗА ЧЕТВЕРТАЯ (ФАТАЛЬНАЯ). Эмоциональный и физический паралич (частичный или полный); смерть.

Если у вас есть опасения, что вы или кто-то, кого вы знаете, заражен делирией, пожалуйста, позвоните по горячей линии -1-800-ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ- с целью немедленной изоляции и оказания помощи. Звонок бесплатный.

<…>

«Несколько групп будут играть возле границы на одной ферме в районе Страудвотер.»

— Скажи, что ты это несерьезно. Ты же… ты же не со-

бираешься туда? Ты даже не думаешь об этом.

— Это безопасно, хорошо? Я обещаю. Эти веб-сай-

ты… Лина, они действительно захватывают. Клянусь, ты

бы тоже не удержалась, если бы зашла хоть на один. Но

они скрытые. Ссылки обычно помещаются на странич-

ки с разрешенной правительством ерундой. Не знаю,

но почему-то чувствуется, что они какие-то не такие. По-

нимаешь?

Я вцепилась в одно-единственное слово.

— Безопасно? Как такое может быть безопасно? Этот

парень, с которым ты познакомилась… Он цензор. Его ра-

бота — выслеживать безмозглых кретинов, которые ду-

мают, что размещать эти ссылки в Сети безопасно.

— Они не безмозглые, они чертовски умные на са-

мом деле…

— А если подумать о регуляторах, патрулях, надзо-

ре за несовершеннолетними, комендантском часе и се-

грегации, дураку станет ясно, что хуже идеи придумать

невозможно…

— Хорошо.

Хана поднимает высоко руки, а потом резко опуска-

ет и хлопает себя по бедрам. Звук получается таким гром-

ким, что я подпрыгиваю от неожиданности.

— Хорошо,— повторяет Хана.— Согласна — идея пло-

хая. Согласна — рискованная. И знаешь что? Мне напле-

вать.

На секунду в комнате воцаряется тишина. Мы смот-

рим друг другу в глаза, воздух между нами буквально

наэлектризовывается и, кажется, вот-вот заискрит.

— А я как же? — вырывается у меня вопрос, и я при-

кладываю все усилия, чтобы голос не дрогнул.

— Ты приглашена. Десять тридцать, Страудвотер,

ферма -Роаринг брук-. Музыка. Танцы. Ну знаешь —

весело будет. Это то, что надо попробовать, до того как

нам вырежут половину мозгов.

Последнее предложение я пропускаю мимо ушей.

— Не думаю, что приду, Хана. На случай, если ты за-

была,— у нас другие планы на сегодняшний вечер. На

этот вечер план такой уже… э-э-э… пятнадцать лет.

— Согласна, что ж, все меняется.

Хана поворачивается ко мне спиной, но у меня такое

чувство, как будто она ударила меня под дых.

— Отлично.

У меня сжимается горло, я понимаю, на этот раз все

всерьез, и чувствую, что еще немного — и разревусь. Я воз-

вращаюсь к кровати и начинаю собирать свои вещи. Сум-

ка моя, естественно, завалилась набок, и теперь по кро-

вати Ханы рассыпаны всякие бумажки, обертки жева-

тельной резинки, монетки, карандаши… Я, глотая слезы,

запихиваю все это обратно в сумку.

— Вперед, делай что хочешь. Мне все равно.

Наверное, Хана почувствовала, что не права,— инто-

нация у нее стала не такой резкой.

— Я серьезно, Лина. Подумай, может, все-таки при-

дешь? С нами ничего плохого не случится, я обещаю.

— Ты не можешь это обещать.— Чтобы сдержать дрожь

в голосе, я делаю глубокий вдох.— Ты не знаешь, что бу-

дет. Ты не можешь быть ни в чем уверена.

— А ты не можешь продолжать каждую секунду тряс-

тись от страха.

Вот оно. Она действительно это сказала. Я в бешен-

стве оборачиваюсь, внутри меня разрастается что-то чер-

ное и давно забытое.

— Естественно, мне страшно. И я правильно делаю,

что боюсь. А если ты не боишься, то это только потому,

что ты живешь в своем маленьком идеальном мире, у те-

бя маленькая идеальная семья, у тебя все идеально, про-

сто совершенно.

— Идеально? Значит, так ты думаешь? Ты считаешь,

что моя жизнь идеальна?

Хана говорит тихо, но в голосе ее чувствуется столь-

ко злости, что мне хочется отойти подальше, но я застав-

ляю себя оставаться на месте.

— Да. Я так считаю.

И снова этот смех, похожий на отрывистый лай.

— Значит, ты думаешь, что все это идеально? Просто

лучше не бывает?

Хана разводит руки в стороны и делает полный обо-

рот кругом, как будто хочет обнять комнату, дом, все, что

ее окружает.

Ее вопрос ставит меня в тупик.

— А разве не так?

— Все не так, Лина.— Хана трясет головой.— Послу-

шай, я не собираюсь перед тобой извиняться. Я знаю, у

тебя есть свои причины для того, чтобы бояться. То, что

случилось с твоей мамой, ужасно…

Тело мое напрягается, буквально наэлектризовыва-

ется.

— Не впутывай сюда мою маму.

— Но ты не можешь продолжать во всем винить свою

мать. Она умерла больше десяти лет назад.

Злость, словно густой туман, поглощает меня всю. Мой

мозг заносит, как машину на льду, он бьется о выскаки-

вающие наугад слова: -страх-, -вина-, -помни-, -мама-,

-люблю-. Теперь я вижу, что Хана — змея. Она долго жда-

ла, чтобы сказать мне это, выжидала, чтобы прокрасться

как можно глубже в мое сердце и укусить как можно боль-

нее.

И в конце приходят только два слова:

— Пошла ты…

Хана поднимает вверх обе руки.

— Слушай, Лина, я просто говорю тебе — забудь. Ты

совсем на нее не похожа. И ты не кончишь как она. У тебя

нет этого внутри.

— Пошла ты!

Хана старается быть тактичной, но мой разум молчит,

и слова выходят из меня сами по себе, одно за другим.

И мне хотелось бы, чтобы каждое слово было как удар

и я била бы ими ее по лицу: бац-бац-бац.

— Ты ничего о ней не знаешь. И меня ты не знаешь.

Ты не знаешь ничего.

— Ли-ина…— Хана протягивает ко мне руки.

— Не трогай меня!

Я, спотыкаясь, отхожу назад, хватаю свою сумку, уда-

ряюсь о стол и иду к двери. Перед глазами все плывет.

Я с трудом различаю перила. Половину пути по лестнице

вниз я спотыкаюсь. Входную дверь нахожу на ощупь. Мо-

жет, Хана и кричит что-то мне вслед, но я ничего не слы-

шу, кроме громкого рева в голове. Солнце; яркий, осле-

пительно яркий белый свет; пальцами ощущаю холодное

железо — ворота. Запах океана и запах бензина. Завыва-

ние становится все громче и превращается в отрыви-

стые пронзительные звуки.

В голове у меня мгновенно проясняется. Я еле успе-

ваю отпрыгнуть с середины улицы. Мимо проносится по-

лицейская машина, водитель продолжает сигналить, не

перестает выть сирена, а я стою на обочине и пытаюсь

откашляться от поднятой пыли. Горло болит так, как буд-

то меня выворачивает наизнанку. Я наконец даю волю

слезам, и наступает такое облегчение, словно я долго-

долго несла на плечах огромную тяжесть и вдруг ее сбро-

сила. Начав плакать, я уже не в силах остановиться и всю

дорогу домой вынуждена постоянно вытирать ладонью

глаза, чтобы хотя бы видеть, куда иду. Я успокаиваю се-

бя тем, что меньше чем через два месяца все это уже ни-

чего не будет для меня значить. Все останется позади,

и я буду свободна от этой тяжести — свободна, как птица

в небе.

Вот чего Хана не понимает и никогда не понимала.

Для некоторых из нас это больше чем просто избавление

от делирии. У некоторых из нас, у счастливчиков, появ-

ляется шанс переродиться, очиститься и стать лучше.

Так кусок искореженного металла выходит из огня и пре-

вращается в сверкающий, острый как бритва клинок.

Это все, чего я хочу, все, чего я всегда хотела. Этого

я жду от процедуры исцеления.