Максим Д. Шраер «Бунин и Набоков. История соперничества»
О том, что Бунину присудили Нобелевскую премию по литературе за 1933 год, стало известно 9 ноября. 10 ноября 1933 года Набоков послал Бунину свои поздравления:
10-XI-33
Nestor str<a.e>, 22 Berlin-Halensee
Дорогой Иван Алексеевич, я очень счастлив, что вы ее получили! Тут нынче только об этом и толкуют, поздравляют при встречах друг друга как с праздником, — чудное праздничное волнение, — и полное удовлетворение (коего мы столь долго были лишены, что почти от него отвыкли) двух чувств, — гордости и справедливости.
Жму вашу руку и горячо обнимаю вас
В. Набоков
В письме Набокова обратный адрес — Несторштрассе, 22. Это минутах в десяти ходьбы от Курфюрстендамма, главной артерии Шарлоттенбурга. Здесь, в бывшем юго-западном предместье Берлина, Набоковы прожили с 1932 до 1937 года — до самого отъезда из Германии.
После нескольких неудачных попыток Бунин и Набоков наконец встретились, но только не в бунинском Париже, а в набоковском Берлине. До того они были знакомы лишь заочно и вот теперь увиделись в первый раз — в Шубертзале (Schubertsaal), 30 декабря 1933 года на вечере по случаю получения Буниным Нобелевской премии, организованном Иосифом Гессеном, с речами и чтением бунинских произведений. Хотя Бунина и не ожидали на чествовании, он все-таки приехал в последний момент. Набоков произнес лирическую речь о поэзии Бунина, в которой повторил основные положения своей рецензии на «Избранные стихи» Бунина, написанной и опубликованной в 1929 году. Он также прочитал свои любимые стихи Бунина. В дневнике Буниной есть запись от 31 декабря 1933 года: «Сирин гораздо лучше понимает стихи Яна и звук их передачи правильный. Выбор хорош и смел». Оба писателя были сфотографированы вместе на сцене. Вот выдержки из эмигрантской газеты:
Русская колония в Берлине отметила приезд лауреата Нобелевской премии по литературе, И. А. Бунина, публичным чествованием. На эстраде знаменитого русского писателя приветствуют И. В. Гессен, бывший руководитель кадетской партии и редактор газеты „Речь“ — в России и „Руль“ — за рубежом. Аплодируют: справа поэт Сергей Кречетов, слева — талантливейший из молодых зарубежных писателей, В. В. Сирин (илл. 6).
Бунин и Набоков, которые никогда раньше лично не встречались, стояли на сцене бок о бок, как две звезды русской литературы. Этой встрече предшествовала переписка, длившаяся более двенадцати лет. Она началась в 1921 году, когда Набоков был неизвестным молодым поэтом, а Бунин — королем эмигрантской литературы, последним классиком, которому не нужно было никому ничего доказывать — настолько незыблема была его литературная репутация. В течение первого этапа их диалога, завершившегося встречей в 1933 году, лавной русской точкой отсчета в прозе для Набокова оставался Чехов , в то время как Бунин был живым представителем великой традиции русской литературы, одновременно и классиком, и современником, который продолжал развиваться и подталкивать Набокова на новые достижения. К концу 1933 года, когда слава Набокова распространилась по всей зарубежной России, он уже не мог — не хотел — воспринимать Бунина как своего учителя и наставника в литературе.
В Берлине Бунин и Набоков увиделись еще раз через несколько дней после торжественного вечера, в начале января 1934 года. Писатели вместе обедали, но о содержании разговоров между Буниным и Набоковым известно очень мало. (Почти двадцать лет спустя некоторые воспоминания об этой встрече воплотились в эпизоде автобиографии «Говори, память», который будет рассмотрен ниже.) Начался второй этап их отношений, длившийся с 1933 по 1939 год. Это было литературное состязание, в котором Набоков опережал Бунина.
* * *
После берлинских встреч конца 1933-го ― начала 1934-го Бунин и Набоков не виделись два года, и об их контактах мало что известно. За это время литературная ставка Набокова взметнулась. Приведем два письма сотрудникам «Современных записок», где в 1930-е годы печаталась львиная доля прозы Набокова. 2 июня 1933 года старший современник Набокова, выдающийся юрист и общественный деятель Оскар Грузенберг пишет соредактору «Современных записок» Марку Вишняку о публикации романа «Камера обскура»: Роман этот исключительно талантлив — и именно поэтому он мне неприятен: как Вы знаете, я не терплю повоенной Германии, а она в его романе Бунин и Набоков. История соперничества показана с достаточной правдивостью в интимной жизни. Однако не об этом хотел сказать, — а вот о чем: конец романа превосходит все, что было талантливого, а порой и гениального, в русской художественной литературе. Такой сцены: какою Сирин закончил свой роман, нельзя назвать даже гениальной (это точное не то слово!): тут уже колдовство, ибо я никогда не думал, что человеческое слово может быть так выразительно. Я читал эту сцену вчера днем — и мне стало так страшно <…>, что я от страха выбежал на улицу. <…> Попомните мое слово: Сирин окончит сумасшедшим домом. — Разве можно так переживать, так писать!
Copyright © 2014 Maxim D. Shrayer. All rights reserved worldwide.