Марк Крутер «Неоглашенный приговор»

 «Жизнь дана, чтобы получить испытание, смерть — чтобы чувствовать время».

(Из бесед с Валентином Распутиным)

 

Вместо пролога

Как же давно это было! Или совсем недавно?.. Давно — недавно… Чувствовать время — это удел великих.

Иркутск, декабрь 1981 года. Температура воздуха — минус тридцать четыре. Стадион «Труд». Матч по хоккею с мячом между иркутским «Локомотивом» и хабаровским СКА; мы смотрели и болели за земляков вместе с Ростиславом Филипповым (в то время — главным редактором Восточно-Сибирского книжного издательства). После трудной победы иркутян со счетом 5: 4 Филиппов предложил:

— А не зайти ли нам в издательство?

— Зачем? — спросил я.

— Отогреемся, чайку попьем.

— А по рюмке водки с морозца можно?

— Почему бы и нет!.. — оживился он. — Рабочий день закончился.

Восточно-Сибирское книжное издательство находилось рядом со стадионом — угол улиц Горького и Марата.

Мы зашли в магазин, купили водки и немудреной закуски. Подошли к издательству. Ростислав полез за ключом, но дверь оказалась приоткрыта.

— Наверно, уборщица… — предположил Ростислав. — Или директор припозднился?..

— Может, найдем другое место? — предложил я.

— Еще чего! — возразил Филиппов. — У меня свой кабинет с холодильником и полным джентльменским набором.

Зайдя в помещение, мы увидели в коридоре свет, исходящий из открытой двери директора издательства. Мне показалось, Филиппов хотел проскочить в свой кабинет незамеченным, но человек, сидевший за столом, увидел нас и позвал:

— Ростислав!

Мы зашли. Мужчина лет пятидесяти, выше среднего роста, с красиво седеющими волосами, в белой, хорошо отглаженной рубашке, с приспущенным на вороте галстуком, поднялся из-за стола и, доброжелательно улыбаясь, пошел нам навстречу.

— Юрий Иванович Бурыкин, — произнес он, протягивая мне руку.

— Марк, — представился я, ощущая крепость его рукопожатия.

— Замерзли… — начал Ростислав.

— …но победили! — дополнил я.

— Знаю, — сказал Бурыкин. — Смотрел матч по телевизору.

Заметив в моей руке пакет, он предложил:

— Располагайтесь.

— Может, лучше ко мне? — спросил Филиппов. — Ты работаешь…

— Уже закончил, — пояснил он. — Готов предложить вам чаю, да и водка за победу найдется.

Мой новый знакомый был настолько искренен и доброжелателен, что отказаться было неловко.

Мы пили водку, закусывали и разговаривали. У Бурыкина оказалось довольно много вопросов правового характера, и я его консультировал.

— У Марка, — вставил свое слово Филиппов, — есть несколько судебных очерков, опубликованных в «Советской молодежи» и «Восточке» («Восточно-Сибирской правде»).

— Прокурорских? — уточнил директор издательства.

— Адвокатских, Марк — адвокат, — пояснил Ростислав.

— Наше издательство с удовольствием опубликует книгу судебных очерков. Так что пишите, — сказал Юрий Иванович.

…Минуло несколько месяцев. К опубликованным ранее очеркам я дописал еще несколько и сдал в издательство книгу под названием «Слушается дело…». Предисловие к этой книжке написал профессор, доктор юридических наук, в то время — ведущий телепередачи «Человек и закон» М.М. Бабаев.

Это была моя первая книжка, написанная сквозь призму адвокатской деятельности, судебно-следственной практики и конкретных уголовных дел, проведенных мною.

Книга неожиданно имела успех, и я, воодушевленный первой литературной победой, принялся писать повесть из своего детства под названием «Неоглашенный приговор». К тому времени с Юрием Ивановичем мы подружились. Он поддерживал мой творческий порыв, советовал не торопиться, сам читал отдельные главы повести. Я же в свою очередь давал ему юридические консультации, просматривал приказы по издательству, договора, которые заключались с авторами. В его кабинете и произошло мое знакомство с писателями Виктором Астафьевым, Марком Сергеевым, Геннадием Машкиным, Вячеславом Шугаевым, Станиславом Китайским, Анатолием Шастиным. Чуть позже я познакомился и подружился с врачом и ученым — профессором Анатолием Шантуровым, главным инженером иркутского авиационного завода Феликсом Кугелем, которые тоже писали и издавали свои книги в Восточно-Сибирском издательстве.

Атмосфера в издательском коллективе была исключительно творческая и доброжелательная, но… не всем пришлась по душе наша дружба с Юрием Ивановичем. Это выяснилось позднее.

Когда моя повесть была написана и сдана в редакцию, к Бурыкину наведался Валентин Григорьевич Распутин и сказал:

— Хочу почитать повесть Крутера «Неоглашенный приговор».

— Из творческих интересов или как куратор издательства от Союза писателей? — спросил директор.

— Как куратор, — засмеялся Валентин Григорьевич. — Много ходит разговоров вокруг этой повести.

Бурыкин вручил мэтру мою рукопись. Когда я вернулся из служебной командировки и мы встретились, Юрий Иванович сказал:

— Не всем нравится твой прорыв в литературу. Аж самого Распутина напрягли…

— И что теперь? — спросил я.

— Когда Валентин Григорьевич прочитает повесть, ее будут обсуждать в Иркутском отделении Союза писателей.

— А сам Распутин на этом обсуждении будет?

— Обязательно, — сказал Юрий Иванович. — Он выскажет свое мнение. Оно и будет решающим.

— Это хорошо или плохо?

Бурыкин ответил не сразу. Он достал упаковку валидола, извлек таблетку, положил ее под язык и стал расхаживать по кабинету. По его виду я понял, что сложившаяся ситуация ему не нравится.

— С одной стороны, за восемь лет, что я работаю в издательстве, это происходит впервые, — стал рассуждать он. — И, безусловно, мне неприятно, что кто-то сомневается и во мне. Выстоит твоя повесть, значит, быть тебе писателем. Зарубят — тоже не беда. Продолжишь работать над рукописью. Точно знаю, что Распутин — человек порядочный и объективный. Он не будет идти на поводу у интриганов. Так что будем ждать…

Через несколько недель мне позвонили из Иркутского отделения Союза писателей СССР и пригласили на заседание. На нем стоял один-единственный вопрос: обсуждение моей повести «Неоглашенный приговор». Бурыкин, по понятным причинам, туда не пошел, но, как мне потом рассказывали, Юрий Иванович сильно переживал. Волновался за меня и мой друг — Валерий Тененбаум, который тоже стоял у истоков моего творчества, помогая и поддерживая мои литературные начинания.

Не буду вдаваться в подробности всех страстей, разгоревшихся в Союзе писателей в тот день. Но дискуссия получилась бурной: мнения разделились.

Валентин Григорьевич Распутин внимательно выслушал всех, а затем взял слово. Мэтр был конкретен и лаконичен. Сделал семь замечаний, которые я добросовестно записал. А в конце выступления произнес: «Повесть имеет право на жизнь, если автор учтет все замечания». И это высказывание стало для меня путевкой в большую литературу, за что я искренне ему благодарен.

Через месяц я устранил недостатки и сдал повесть в издательство, где она вскоре и вышла. Потом она несколько раз переиздавалась в московских издательствах.

В 1987 году, при поддержке Ю.И. Бурыкина, в Восточно-Сибирском книжном издательстве вышла книга «До и после приговора», написанная в соавторстве с моим учителем и другом Григорием Степановичем Гаверовым.

После успешной защиты в Тулунской тюрьме авторитетного вора в законе — Вячеслава Иванькова (Япончика) я пришел к Юрию Ивановичу за советом: писать или не писать о моем подзащитном. В то время, даже в период бурно начавшейся перестройки, опубликовать подобный литературный труд было очень непросто. Бурыкин внимательно выслушал меня, встал из-за своего массивного письменного стола, как обычно, прошелся по кабинету и, не поворачиваясь ко мне, сказал: «Пиши. Уверен, что люди должны знать и о той стороне жизни. Они тоже часть нашего общества».

Так с одобрения Бурыкина и началась моя работа над следующей книгой — романом «Я защищаю Япончика», опубликованного в Москве в 1997 году…