Роушин Мини «Поступки во имя любви»

Утром 21 сентября, которое выпало в этом году на пятницу, произошли три события, никак не связанных между собой. Три женщины, вовлеченные в каждое из них, тогда еще не знали друг друга. Их дома образовывали треугольник, по площади меньше половины квадратной мили, причем большую его часть занимал скромный, но с красивым ландшафтом общественный парк Кэррикбоуна. И всем им суждено было познакомиться уже вечером этого самого дня.

Первое событие произошло в двадцать минут девятого. Энн Каррен вышла из кухни и увидела на ковре в холле длинный белый конверт. Она наклонилась, чтобы поднять его, и отметила для себя, что адрес на нем написан от руки. Энн перевернула конверт, провела пальцем под клапаном и вытащила полоску бумаги. Женщина какое-то время смотрела на эту полоску, ее лицо ничего не выражало. Потом она заглянула в конверт, но там больше ничего не было. Тогда Энн нажала на кнопку автоответчика, стоявшего рядом с телефоном на столике в прихожей, и прослушала сообщение более чем двухмесячной давности, не отрывая взгляда от листка бумаги.

Когда сообщение закончилось, она так и осталась стоять в прихожей, пока нарастающий свист чайника не вынудил ее медленно убрать банковский чек обратно в конверт. Прежде чем вернуться в кухню, она положила конверт на стопку телефонных справочников и не пожалела времени на то, чтобы расположить его ровно в центре.

Несколькими минутами позже на подъездной дорожке к дому из красного кирпича, принадлежавшего семье Диллонов, Айрин Диллон чиркнула правым крылом «Пежо» о столбик ворот, слишком резко поворачивая на улицу. На металле образовалась маленькая, но заметная царапина, а частички темно-зеленой краски остались на неровном бетоне столба. Почувствовав удар, Айрин громко выругалась, но не остановилась и не вышла из машины, чтобы оценить ущерб, решив вместо этого прямиком отправиться на прием к стоматологу, о котором она едва не забыла, и оставить проблемы с машиной на потом.

Третье происшествие случилось с Одри Мэтьюз. Она шла в среднюю школу Кэррикбоуна, так как мопед, ее обычное средство транспорта, находился на ремонте в мастерской. Утро выдалось замечательное, поэтому Одри не торопилась и мурлыкала себе под нос мелодию, услышанную по радио, заканчивая вторую порцию хлопьев с орехами. При каждом шаге ее зеленая холщовая сумка, надетая как у почтальона поперек туловища, мягко билась о ее полное бедро. Одри время от времени смотрела на витрины магазинов, выстроившихся вдоль тротуара.

Совершенно неожиданно на короткой пешеходной улице, соединяющей две главные улицы Кэррикбоуна, тридцатисемилетняя Одри увидела то, что заставило ее мгновенно и без памяти влюбиться. Ее сердце замерло, да и все вокруг остановилось на восхитительные доли секунды. А когда сердце снова забилось, розовые губы Одри, покрытые блеском, округлились, образуя очаровательное О! наивысшего обожания.

Она подошла к витрине магазина и прижалась носом и ладонями к холодному стеклу. Широко улыбнуться ее заставил щенок с кудрявой коричневой и белой шерстью, сидевший в переноске для собак. Он изо всех сил вилял хвостом, встав на дрожащие задние лапки и прижавшись к прутьям решетки, приветствуя ее тявканьем, которого не было слышно через стекло.

Три события, никак не связанные между собой, три женщины, не знакомые друг с другом. Но последствия этих трех происшествий окажутся очень важными и изменят не только их жизни всего лишь за несколько недель.

Вот послушайте.

Неделя первая: 21–27 сентября

Новые вечерние курсы, приятное открытие, важная покупка и волнующая встреча

Пятница

– Боже, храни короля! – произнес красивый мужчина с теплой улыбкой.

Шариковая ручка Одри замерла, так и не коснувшись бумаги.

– Прошу прощения? – Ее ответная улыбка была вежливой и вопросительной.

– Это мое имя, – пояснил он. – Так на английский переводится Бальтазар.

– Бальтазар? Но я думала, что вас зовут… – Одри почему-то не смогла вспомнить иностранное имя, которое она как раз собиралась записать.

– Зарек, – мужчина кивнул. – Это сокращенное от Бальтазар.

– А! – Одри снова опустила ручку на листок. – З… А… и дальше?

Она гадала, появится ли кто-то еще. Ей даже в голову не приходило, что она окажется в аудитории в одиночестве. Одри полагала, что в Кэррикбоуне найдется достаточно взрослых жителей, желающих научиться рисовать с живой натуры. Но она просидела сорок минут одна в аудитории номер шесть, пока не появился этот молодой мужчина.

Прошло уже сорок минут из отведенных ей шестидесяти, оставалось всего двадцать. Неужели этот невероятно красивый молодой человек окажется ее единственным учеником? Платы одного человека не хватит, чтобы заплатить модели, не говоря уже о самой Одри. Да и возможно ли обучать единственного ученика?

Но раз уж он пришел, его необходимо записать.

– А ваша фамилия?

Явно не поняв вопроса, он посмотрел на нее своими красивыми глазами. Одри пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать взгляд.

– Ну… У каждого есть имя и фамилия, – попыталась подсказать ему Одри.

– Ольшевский, – его взгляд остановился на ее замершей шариковой ручке. – Может быть, я лучше написать?

Одри подвинула к нему анкету.

– Будет намного лучше!

Мужчина сказал, что он поляк. В Ирландии с мая. Глаза у него голубые, как у Пола Ньюмена. И эти длиннющие ресницы… такое лицо, что сердце замирает. Одри решила, что ему лет двадцать пять. Жаль, слишком молодой. Да она ему сто лет не нужна, когда он может выбирать среди молодых женщин Кэррикбоуна.

Она решила вести занятия не для того, чтобы найти себе приятеля. Разумеется нет. Но зачем исключать такую возможность? Никогда не знаешь наверняка. Случай может подвернуться где угодно.

– Это класс натюрмортов?

На пороге остановилась пара. Лет шестьдесят или старше. Мужчина в серой бейсболке держал в руке пакет из супермаркета, в котором угадывались очертания папки с бумагой. Женщина открыто глазела на Зарека с выражением глубокого удивления на лице.

– Это не класс натюрмортов, – ответила Одри, – это класс рисунка с живой натуры.

Женщина наморщила лоб.

– А разве это не одно и то же?

– Нет.

Одри замялась, пытаясь подобрать слова помягче.

– Рисунок с живой натуры – это рисунок человеческого тела.

Пожилая чета задумалась.

– То есть тело будет живое? – наконец уточнил мужчина.

– Совершенно верно, – подтвердила Одри. Она просто обязана сказать им. Нельзя позволить им прийти на первый урок, ни о чем не подозревая. Одри скрестила на удачу пальцы руки, которую они не видели. – Моделью будет обнаженный человек.

Снова мертвая тишина, лицо пожилой женщины постепенно розовело все сильнее. Одри подумала о том, понимает ли Зарек, явно не интересовавшийся разговором, о чем они говорят.

– Что ж, – выпалил мужчина, – я думаю, что вам должно быть стыдно за себя, молодая леди.

– Отвратительно, – с жаром поддержала его спутница, теперь ее лицо уже пылало. – И этот ужас у нас в Кэррикбоуне! Неужели вам не совестно?

Одри собралась уже напомнить им, что обнаженное тело веками писали известные живописцы, но решила, что это, пожалуй, не к месту. Она придала своему лицу смущенное и виноватое выражение.

Еще несколько секунд возмущенного молчания. Одри не поднимала глаз. Или они собираются простоять тут весь вечер? А что, если появятся другие потенциальные ученики?