Сюнрю Cудзуки «Cознание дзен, сознание начинающего»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Два Судзуки. Полвека назад произошло событие, сравнимое по исторической значимости с переводом Аристотеля на латынь в тринадцатом веке и переводом Платона в пятнадцатом, — когда Дайсэцу Судзуки в одиночку открыл Западу дзен. Через пятьдесят лет Сюнрю Судзуки сделал нечто не менее важное. В этой своей единственной книге он взял именно ту ноту последовательного изложения, которую американцам, интересующимся дзен, необходимо было услышать.

Если дзен Дайсэцу Судзуки волнующе ярок, то дзен Сюнрю Судзуки обычен. Сатори было главным для Дайсэцу, и именно обаяние этого необычного состояния во многом делает его работы столь неотразимыми. В книге Сюнрю Судзуки слова сатори и кэнсё, его ближайший эквивалент, не появляются ни разу.

Когда за четыре месяца до его кончины мне представилась возможность спросить его, почему в книге не встречается слово сатори, его жена наклонилась ко мне и ехидно прошептала: «Это потому, что у него никогда не было его», и тогда роси, подыгрывая ей, изобразил поддельный испуг на лице и, приложив палец к губам, прошептал: «Тс-с-с! Он не должен этого слышать!» Когда наш смех стих, он сказал просто: «Не в том дело, что сатори не важно, но это не та сторона дзен, на которую следует делать упор».

Судзуки-роси пробыл с нами, в Америке, только двенадцать лет — всего один цикл по восточноазиатскому летосчислению, но этого оказалось достаточно. Благодаря деятельности этого небольшого спокойного человека, на нашем материке сегодня представляет Путь Сото настолько совершенно, насколько возможно слияние человека и Пути. «В его отношении ко всему настолько отсутствовало “я”, что мы лишены возможности рассказать о каких-то необычных или оригинальных проявлениях его характера. Хотя он не привлекал к себе всеобщего внимания и не оставил следа как личность в мирском понимании, следы его шагов в незримом мире истории ведут прямо вперед».

Не упуская ничего из виду, он подготовил своих учеников к самому трудному, к моменту, когда его ощутимое присутствие превратится в пустоту:

«Когда я стану умирать, в самый миг моей смерти, если я буду страдать — знайте, значит все в порядке; это страдает Будда. Не надо смущаться этим. Может быть, и всем нам придется бороться с мучительной физической или душевной болью. Однако все в порядке, это не проблема. Мы должны быть очень благодарны, что наша жизнь в теле… таком как мое или ваше, ограниченна. Если бы наша жизнь была неограниченной, вот тогда бы мы столкнулись с настоящей проблемой».

И он обеспечил преемственность. В церемонии Горного престола 21 ноября 1971 года он произвел Ричарда Бейкера в преемники дхармы. Его раковое заболевание было уже в такой стадии, что во время этой церемонии он мог передвигаться лишь с помощью сына. И даже тогда, при каждом его шаге, палка, на которую он опирался, ударяла в пол со стальной волей дзен, которая проступала в его мягкой наружности… Две недели спустя Учитель ушел от нас, и на его похоронах

4 декабря Р. Бейкер, обращаясь ко множеству людей, которые собрались, чтобы отдать дань почтения Учителю, сказал:

«Нелегкий путь — быть учителем или учеником, хотя это, должно быть, самая большая радость в этой жизни. Нелегкий путь — приехать в страну, где нет буддизма, и покинуть ее, продвинув учеников, монахов и мирян на Пути и изменив жизнь многих тысяч людей по всей стране; нелегкий путь — основать и взрастить монастырь, городскую общину и центры практических занятий в Калифорнии и во многих других местах Соединенных Штатов. Но этот “нелегкий путь”, это необычайное достижение, не был для него тяжелой ношей, ибо он одаривал нас своей подлинной природой, — нашей подлинной природой. Он оставил нам столько, сколько вообще может оставить человек, все самое необходимое — сознание и сердце Будды, практику Будды, учение и жизнь Будды. Он здесь, в каждом из нас, если мы того хотим».

Хьюстон Смит, профессор философии Массачусетского технологического института