Тимофей Хмелев «Кикер»

from alec to michel

дорогой мой мальчик!
хотя я никогда не видел тебя и до сих пор не могу быть решительно убежден в твоем существовании, я часто думаю о тебе, и в последнее время едва ли не чаще, чем о моем русском товарище, которого я имею обыкновение называть нерусским именем «Энни». В прошлом (в простом прошедшем) у меня остался друг Michel, в настоящем (in present perfect) у меня есть моя невозможная Annie Сергеевна, а в противоположном ей полушарии — мои американские друзья (just in present). Которые все время где-то рядом со мной, словно портмоне или пачка сигарет. Что немного странно, потому что я сам все время нахожусь непонятно где. My friends. My beloved Rudy Seintz from Bleecker str., the elegiac Luc Janis and Tracy. Our heaven born Tracy. Мне кажется, я всю жизнь мечтал быть такой, как Трейси. Даже не такой, как Трейси, а именно и быть самой Трейси. Heaven born Tracy. Я помню, как она однажды расхохоталась над идиотской пошлой шуткой, и мне это дико не понравилось в ней. Но в следующее мгновение я подумал, что если бы я был девушкой, я бы тоже точно так же расхохотался над такой шуткой — громко и на показ. Как она. В моем сердце живет какая-то Трейси, то есть какой-то не-мужчина, какая-то никому не известная Трейси, имя не так уж важно, но ее голос никто не услышит.
Еще есть Lino Brice, старый друг моего отца, владелец маленькой арт-галереи. Руди в шутку зовет его gorgonzola cracker. Я еще расскажу тебе о них. Но в будущем, в том, по всей видимости, будущем, в котором меня уже не будет, я счастливо нахожу тебя, and the equivocation of your existence cannot undo the void of my being, and never will, because it’s the unavoidability of the future that actually makes feasible everything that has happened and is happening, and not the other way round, like it’s supposed to be. I can take sentimental pleasure in rhyming it with the past. С тем, что уже было. I can picture any cozying lie and even dance it, print it using the colors of my carefree life. Your sneaky uncle aLeC can rhyme Any nonsense, for no reason whatsoever, and he can picture Any You and I as if we were the triggers of that lie which imitates words’ handicapped perfection, humbly letting me discover no evidence of my own existence.
Кто я такой?.. Вот, наверно, главный вопрос, который нам с тобой придется решить. The kindly soul Lino Brice нашел самый простой ответ. “Look at him! — сказал он как-то раз одной мерзкой дамочке from Upper Eastshit, — he’s the happiest human being I ever knew”. Этот комплимент стоил мне семидесяти тысяч долларов: после такого представления истсайдская ведьма отказалась покупать у меня картину, a piece by morandi from daddy’s collection, a tiny still-life, as freaky and charming as only a tiny still-life may be.
Ты найдешь еще много ответов на вопрос «кто такой Alec Lozowsky?». По крайней мере, я очень на это надеюсь, потому что сам я так до сих пор этого не понял, да, наверно, и не пытался, мне это не особо интересно, хотя не исключено, что я начал писать тебе. письма, чтобы как раз это понять. Но я все же пишу их не самому себе, а тебе.
Сколько тебе может быть лет? Обычно я об этом не думаю. Так мне легче говорить с тобой на одном языке, давать тебе советы, искренне желать тебе счастья, то есть делать все то, чего я не могу себе позволить больше ни с кем из окружающих меня людей. Даже с Трейси и Энни Сергеевна.
эта тоска по времени, когда в мире не было двух одинаковых горшков и двух одинаковых пирожных, став тривиальным свойством размышления, окончательно лишает меня удовлетворительной мотивации.. отражаясь перманентно в копиях, лишаешься последних живительных сил презирать человечество.. как предикат, лишенный своего содержательного аспекта и оттого оборачивающийся формальным сказуемым..
и чтобы заполнить валентность, ты плодишь копии самого себя, пишешь письма людям, которых ты никогда не видел, хуже — даже в самом существовании которых ты решительно не убежден..
здесь, впрочем, я вынужден тебе признаться, что наблюдать за жизнью этих копий доставляет мне удовольствие, того хотя бы неприятного свойства, что им присущи аспекты всякой жизни, вроде мучительных родов, полового созревания, болезней, смерти.. когда бы демон аналогий смог обрести дар речи.. возможно, тогда бы я наконец открыл свой блокнот и набрал тот номер из одиннадцати парижских цифр, которые мне сообщил год тому назад следователь префектуры.. решусь ли я когда-нибудь позвонить своей возможной сестре, узнаю ли я наконец, куда исчезла моя мать, вряд ли.. старый мудрый лозовски любит тебя, дорогой племянник, любит и надеется, что никогда тебя не увидит..