Уильям Пол Янг «Перекрестки»
— Мне все это снится?
Незнакомец откинулся на спинку стула и улыбнулся.
— Видишь ли, за этим вопросом стоит другой, так что, боюсь, ответ не вполне удовлетворит тебя. Снится ли это тебе? И да и нет. Давай я сначала попробую ответить на вопрос, который на самом деле стоит за тем, который ты задал. Энтони, ты лежишь в коме в клинике Орегонского медицинского университета. И одновременно — ты здесь.
— Как? Я в коме?
— Да-да. Именно это я только что сказал.
— Я в коме? — Тони был поражен и машинально сделал еще один глоток горячей жидкости. — А это? — кивнул он на кофе.
— А это кофе.
— Я знаю, что это кофе, но существует ли он на самом деле? Как я могу одновременно быть в коме и пить латте?
— Боюсь, если бы я попытался объяснить, ты все равно не понял бы.
— Поверить не могу. Я в коме… — повторил Тони ошеломленно.
Незнакомец встал и положил руку Тони на плечо.
— Знаешь, мне нужно кое-что сделать — прямо за этим домом. Может, обдумаешь все свои вопросы и задашь мне их там? Твоя одежда вон в том шкафу, и туфли тоже. Когда будешь готов, выходи.
— Ладно. — Вот и все, что смог выдавить из себя Тони, даже не посмотрев на незнакомца, который тем временем вышел из комнаты.
Как ни странно, но в том, что он сказал, был смысл. Если Тони в коме, тогда все, что с ним происходит, — всего лишь выражение глубоких бессознательных переживаний. Все это нереально и неистинно. Позже он и не вспомнит об этом. Подумав об ирландце Джеке, он улыбнулся. Какое облегчение. По крайней мере он не умер.
Тони допил кофе. Вкус был вполне реален, но, очевидно, в мозгу есть какие-то пусковые механизмы, которые стимулируют разнообразную деятельность — например, память — и могут создавать псевдореальность вроде латте на завтрак… или пончика с «мaнго-танго». Тони потянулся за остатками десерта. Да-а, если бы удалось найти подходящую упаковку, можно было бы сделать неплохой бизнес на таких завтраках: ни тебе лишних калорий, ни вреда от кофе и сахара, ни проблем с поставщиками.
Тони покачал головой: что за бредовая ситуация — чистое безумие! Да и можно ли вообще назвать «ситуацией» то, что в реальности не существует и о чем невозможно будет потом вспомнить?
Доедая последний кусочек, он решил, что пора уже выглянуть за дверь. Хотя в будущем все это, несомненно, сотрется из его памяти, сейчас-то он здесь и ничего не потеряет, приняв участие в происходящем. Тони умылся, поблагодарив свое воображение за то, что оно не забыло обеспечить его теплой водой, и быстро оделся. Сделав глубокий вдох, он открыл дверь и вышел из комнаты.
Оказалось, что он провел ночь во флигеле дома, какие строят на ранчо. Это сооружение явно видело лучшие времена. Краска, покрывавшая деревянные стены, шелушилась. Все было чисто, но скромно и уж никак не претендовало на роскошь. Тони привык к совсем другим стандартам. Дверь выходила на широкую террасу, тоже порядком обветшалую, которая опоясывала весь дом. Незнакомец стоял, прислонившись к перилам, и в ожидании Тони ковырял в зубах травинкой.
Подойдя к нему, Тони оглядел прилегающую территорию. Вид она представляла довольно странный: местами содержалась в порядке, а местами была совершенно запущена. За полуразвалившимся заборчиком с трудом угадывались остатки заброшенного сада, заросшего чертополохом и прочими сорняками. В центре сада высился многолетний дуб, с которого свисали перекосившиеся детские качели, которые то и дело покачивал легкий ветерок. За этим садом был еще один, такой же старый, неухоженный и бесплодный. Все в целом выглядело отжившим и одичалым. Лишь отдельные островки диких горных цветов или случайная роза скрашивали общую непривлекательность места, словно стремясь смягчить боль утраты или почтить чью-то память.
«Возможно, тут неплодородная почва», — предположил Тони. Воды и солнца, казалось бы, хватало, но очень многое зависит от того, что скрыто под дерном. Порыв ветра донес несомненный аромат дафны, нежный и мягкий. Этот запах напомнил Тони о матери: то был ее любимый цветок.
Если, как Тони подозревал, все это — лишь игра его воображения, которое пытается связать воедино хранящиеся в мозгу мысли и воспоминания, то неудивительно, что он чувствует себя здесь на редкость легко и свободно. Что-то в этом унылом пейзаже притягивало Тони или по крайней мере находило в его душе отклик. Незнакомец сказал, что здесь «безопасно». Сам он употребил бы какое-нибудь другое слово.
— Что это за место? — спросил Тони.
— Жилье, — ответил незнакомец, глядя вдаль.
— Жилье? Что ты имеешь в виду?
— Место, где можно жить, обитать, где твой дом, жилье. — По тому, как он это произнес, чувствовалось, что незнакомец любит это место.
— Дом? Джек тоже назвал это место домом, но добавил, что это «не совсем» дом. И еще он сказал — уж не знаю, в каком смысле, — что это «не совсем» ад.
— Ты еще не знаешь Джека, — ухмыльнулся незнакомец.
— Он — непревзойденный мастер красноречия.
— Я не все понял из того, что он говорил, но получил некоторое представление о том, чем отличается реальность от истины.
— Хмм, — протянул собеседник, но ничего больше не сказал, словно не желая прерывать поток мыслей Тони. Они постояли молча некоторое время, взирая на окружающее по-разному — один с пониманием и сочувствием, другой с некоторой неловкостью и даже смятением.
— Когда ты говоришь о жилье, ты имеешь в виду этот старый полуразвалившийся дом или прилегающий участок тоже?
— Жилье включает в себя все — то, что ты видел вчера, и даже больше; то, что находится на этой огороженной территории, и то, что вне ее, — одним словом, все. Но здесь, — он обвел рукой пространство внутри ограды, — здесь центр жилья, его сердце. То, что происходит здесь, влияет на все остальное.
— А кто всем этим владеет?
— Никто. С самого начала было решено, что это место не будет ничьим «владением». — Последнее слово незнакомец произнес с омерзением. — Оно должно быть свободным, открытым, ничем не ограниченным, никому не принадлежащим.
Повисло молчание. Тони подыскивал подходящие слова, чтобы задать следующий вопрос.
— Хорошо, а кто тогда здесь живет?
Губы незнакомца тронула улыбка.
— Я! — ответил он.
— Ты живешь здесь? — переспросил Тони, хотя и так было понятно, что живет. Незнакомец был довольно сложной проекцией подсознания Тони и каким-то образом взаимодействовал с ним. К тому же в действительности никто не стал бы жить здесь, в таком запустении и одиночестве.
— Разумеется.
— И тебе нравится жить одному?
— Не знаю. Никогда не пробовал.
В Тони разгоралось любопытство.
— Что ты имеешь в виду? Здесь ведь больше никого не видно. А-а, ты о Джеке? Или, может быть, здесь есть еще люди вроде него? Познакомишь меня?
— Других таких, как Джек, больше не существует. Что же до прочих, то всему свое время. — Человек помолчал. — Нам спешить некуда.
Опять наступило молчание. Оно длилось так долго, что Тони уже начал ощущать неловкость. Он пытался вызвать в памяти какой-нибудь образ или впечатление, которое придало бы смысл происходящему, но не мог вспомнить ничего. Ни подходящих картинок, ни мыслей, ни даже фантазий. А вдруг это просто проекция, порожденная его одурманенным лекарствами, погруженным в кому мозгом? Кто знает…
— И давно ты здесь живешь?
— Сорок с чем-то лет, не помню точно. Целую жизнь, можно сказать.
— Да, это не шутка, — откликнулся Тони, покачав головой.
Прозвучала эта фраза довольно неискренне, с оттенком превосходства. Надо совсем уж рехнуться, чтобы прожить сорок лет в таком диком месте. Сам он рехнулся бы за сорок часов, а не то что за сорок лет. Надеясь, что незнакомец не прочел его мыслей, Тони искоса взглянул на него. Но тот либо действительно ничего не заметил, либо просто не придал значения. Тони уже проникся симпатией к этому человеку. Казалось, он из тех редких счастливчиков, которых не мучают конфликты ни с окружающим миром, ни с самим собой. Непохоже было, чтобы он преследовал какие-то корыстные цели, искал преимуществ, хитрил, как большинство знакомых Тони. Наверное, можно сказать, что он доволен жизнью,— но опять же, какой человек в здравом уме будет доволен, живя здесь в одиночестве? Для Тони довольство и скука были синонимами. Возможно, этот тип просто невежествен и необразован, никуда не ездил и не знает, что где-то бывает лучше. Тем не менее он был проекцией подсознания Тони, а следовательно, должен был что-то означать.
— Так скажи мне, если можно, кто ты такой? — задал Тони вполне естественный вопрос.
Незнакомец медленно повернулся к нему лицом и посмотрел на него удивительно проницательными глазами.
— Тони, я тот, о ком твоя мать говорила, что он никогда не покинет тебя.
Тони потребовалась всего лишь секунда, чтобы осознать смысл сказанного. Он невольно отступил на шаг.
— Иисус?! Ты? Ты Иисус?
Незнакомец ничего не ответил, по-прежнему глядя на Тони, и тот опустил глаза, чтобы собраться с мыслями. Он понял, что это правда. Конечно, это Иисус! Он же написал его имя на листке. Кого еще он мог вызвать в своем воображении, находясь в коматозном состоянии, если не Иисуса, архетип всех архетипов, угнездившийся в одном из самых дальних уголков нейронной сети? И вот Иисус стоял перед Тони, нейронная проекция, не существующая в действительности и не имеющая реальной сущности.