Влас Дорошевич «Первая прогулка богдыхана: китайские сказки»

ПЕРВАЯ ПРОГУЛКА БОГДЫХАНА

Богдыхан  Сан-Ян-Ки   —   да  будет он   примером для всех!  — всю  благословенную жизнь свою  питал особое пристрастие к познаниям и путешествиям. Тем не менее он  благополучно царствовал двести сорок две  луны и ему не удалось никогда видеть даже Пекина. Конечно, причиною этого был вовсе не недостаток желания. Каждый день богдыхан объявлял своему первому и полномочному министру Джар-Фу-Цяну:

— Сегодня я отправляюсь на   прогулку и  посмотрю Пекин!

Первый министр кланялся  в  ноги и  спешил отдать необходимые приказания.  Являлась стража, музыка, приносили паланкины, знамена, мандарины садились на  коней. Первый министр докладывал:

— Все готово для исполнения твоей воли, сын  неба!

И богдыхан шел садиться в паланкин. Но в эту  минуту всегда что-нибудь да случалось.

То  выходил из  толпы придворных верховный астроном, повергался на  землю и говорил:

— Властитель вселенной,  еще   минута —  и  над Пекином разразится страшная гроза с ливнем и  градом величиной с ласточкино яйцо, которое ты  кушаешь. Страшный вихрь будет слепить глаза,  и  ничего нельзя будет рассмотреть. Беда была бы тому паланкину, который очутится в эту  минуту на улице. Его бы подхватило на  воздух, завертело, подняло до  облаков и  потом так шарахнуло бы  об  землю, что,  конечно, сидящий в нем не остался бы жить ни  одного мгновенья. Такой страшный ураган разразится сегодня над всем Пекином, исключая твой дворец и сад. Само небо не  смеет их  тронуть. Так  написано среди звезд и переписано в наши книги, радость вселенной.

То  выходил вперед придворный историк, кланялся в ноги и говорил:

— Повелитель земли! Позволь тебе  напомнить, что сегодня как раз день смерти твоего великого предка Хуар-Тзинг-Тзуна,  жившего за двенадцать тысяч лун до нас, и обычай народный повелевает тебе  в этот день безвыходно сидеть во дворце и предаваться, хотя бы наружно, печали!

То подбегал главный евнух, ударялся изо  всех  сил  об землю и говорил:

— Повелитель рек, морей и гор!  Только что  привезли новую невольницу! Такой красоты я еще  никогда не видал. Цветок, только что  сорванный цветок. Мгновение ока жаль потерять, не видя ее.  Пойди и только взгляни.

И прогулка отменялась.

Когда же,  однако, исполнилось двести сорок две луны счастливого царствования и настала двести сорок третья, богдыхан Сан-Ян-Ки сказал:

— Ну  нет!  Довольно! Я знаю, чьи  это  штуки! Это  все мудрит Джар-Фу-Цян. Но  теперь пусть себе  хоть лопнет, а я увижу Пекин!

Он подкупил преданных ему слуг и сказал:

— Бейте в  большой гонг, звоном которого извещают о  смерти богдыхана.  Вопите как  можно громче. Кричите: богдыхан умер! Рвите на  себе  одежды, царапайте себе  лица — вам будет заплачено за все.

И  он  лег  на  высокое ложе, которое приготовили по его  приказанию преданные слуги. Так  и было сделано, как он велел.

Слуги ударили в  большой гонг и  объявили сбежавшимся бледным как смерть придворным:

— Свет  солнца померк. Радость вселенной превратилась в печаль: наш премудрый богдыхан сидел за обедом, ел, ел и умер!

Дворец  наполнился  плачем  и   интригами.  Первый и полномочный министр Джар-Фу-Цян ползал по  земле  около преемника и говорил:

— Я посвящу тебя, сын  неба, во все тонкости управления страной. Доверься мне.

По обычаю первым долгом торжественно опорожнили  корзину желаний, стоявшую около императорского трона. В ней, впрочем, была только одна бумажка, и на ней было написано только одно желание почившего богдыхана: «Желаю, чтоб меня похоронили на  том  же ложе, на  котором я буду лежать во дворце, и пусть никто  не  осмеливается не  только до  меня дотрагиваться, но и близко ко мне  подходить».

Желание почившего богдыхана священно и  было исполнено. Его  несли на  императорское кладбище на  том же  ложе, высоко поднятом над толпой, на  котором он лежал во  дворце. Шествие было пышное и  блестящее. Все были в белом. Улицы Пекина были полны народа, который сбежался посмотреть на богдыхана, хоть на мертвого.

Жрецы пели, придворные рыдали, народ делал свои замечания, а богдыхан лежал на  своем возвышенном ложе и, приоткрыв один глаз, смотрел на  Пекин.

«Ну  и  свиньи же  китайцы! —  думал он,  лежа и  глядя. — Как  они  могут жить под  такими дырявыми крышами? Хоть  бы были еще  при этом тепло одеты на  случай дождя, а то  ходят рваные и  драные. Послушать, однако, что  такое они  вопят?»

И, насмотревшись, он принялся слушать. А пекинцы вопили:

— Ага! Дворцовая лисица Джар-Фу-Цян, конец пришел твоим грабежам и разбоям! Как  новый богдыхан прикажет отрубить тебе  голову, иди на  тот  свет  без  головы! А мы-то уж  на  нее  поплюем, как выставят ее  на всеобщее посрамление!  Не  будешь больше нас   раздевать догола!

«Эге!  Вот  они   почему такие! —  сказал себе   богдыхан. — Погоди же!»

Шествие между тем  приблизилось к императорскому кладбищу. Народ удалили, и около могилы стали одни придворные.

— Ха, ха, ха! — расхохотался богдыхан, поднимаясь на ложе. — Ловкую штуку я с вами сшутил? А?  Ну, Джар-Фу-Цян, не  случилось никакого урагана во время моей прогулки по Пекину?

Все  стояли бледные, а Джар-Фу-Цян бледнее всех. Все дрожали, а Джар-Фу-Цян сильнее всех.

— Что  ж ты хочешь теперь делать? — спросил он.

— Первым долгом, — отвечал богдыхан, — вернуться во дворец и сесть снова на  трон, а дальше уж  видно будет!

Джар-Фу-Цян беспомощно оглянулся на  придворных.

— Это  невозможно! —  воскликнул, выступая вперед, придворный историк. — Мы должны жить согласно обычаям предков. А такого примера в истории не было, чтобы богдыхан умер и  опять ожил. Это  неслыханно. Это грозит страшными бедствиями и огромными волнениями среди народа! Это грозит гибелью Китаю, прямо надо сказать!

— Это  невозможно! —  воскликнул и  верховный церемониймейстер. —  Все  дело в этикете. А  это  нарушение всякого этикета. Все сделано. Похороны состоялись. И главное —  корзина желаний открыта, а она, по  этикету, открывается только после смерти богдыхана. Значит, ты помер, раз корзина открыта. Да и этикета такого нет  — для возвращения богдыхана с кладбища на  трон. Кто  же  в стране будет исполнять наши священные законы, если мы  сами первые не  соблюдаем этикет! Это прямо грозит гибелью Китаю!

— Конечно, гибелью и  ничем больше! —  воскликнул и великий жрец. — Это противоречит всем святым установлениям нашей небесной религии. Сказано: раз богдыхан умер, он  становится богом. А бог  не  может быть богдыханом. Богдыхан должен быть смертным, он  должен править страной, боясь небесного гнева…

Смотреть книгу на сайте Издательства «Время»