Ханна Кралль «Белая Мария»

8. Я.Ш., ПРОДОЛЖЕНИЕ

 

Первым делом он принес присягу: к обязанностям своим относиться ревностно, поручения исполнять неукоснительно, секретную служебную информацию не разглашать, а в поступках руководствоваться представлениями о чести, порядочности и социаль­ной справедливости. (Текст ему дали на листочке, достаточно было поставить подпись.)

Затем он получил: два офицерских мундира — шевиотовый и габардиновый, сапоги — хромовые и юфтевые, дерюжный поясной ремень и кожаный портфель. Портянок ни летних, ни зимних не выдали, в графе «портянки» значится: кокарда, одна штука.

Ему поручили немецкий сектор. Немцы и автохтоны. Немцев он выселял, за автохтонами присматривал, чтобы не поддавались на подстрекательства врага. Время от времени допрашивал тех, кто служил в АК. Одной из аковских девушек признался, что, хоть на фуражке у него орел без короны, но настоящего он сохранил. Придет время, снова буду его носить, заверил он девушку, полез в ящик и из самой глубины достал орла в короне*.

Девушка из АК готова была пойти на сотрудничество с госбезопасностью. Послушай, детка, по-дружески отсоветовал ей Я.Ш., забудь, достаточно, что один из нас уже здесь. О чем не преминул сооб­щить в специальном донесении спецагент С-10.

Я.Ш. арестовали семь лет спустя.

За Эрика фон Ц., которым он занимался как немцем.

9. ГРАФ

 

Фон Ц. был немец, граф и живописец. Жил в приморской местности. Было ему под шестьдесят. Высокий, худой, говорил мало, много курил, гулял с собаками по пляжу и смотрел на море.

Охотнее всего он рисовал солнце — восходы и закаты, но и весенние волны, и осенние штормы, приливы, отливы, дюны, каменистые пляжи… Рисовал Иисуса, идущего по волнам, а также маршала Роля-Жимерского. Маршала без волн и размером пятьдесят на тридцать шесть сантиметров. Ленин, Сталин и Берут были побольше: пятьдесят четыре на семьдесят четыре каждый.

Около Ленина, Сталина и Берута в перечне работ Эрика фон Ц. можно увидеть пометку: по заказу Управления общественной безопасности.

Стало быть, портреты заказывал Я.Ш. Платил, надо думать, прилично, и художнику хватало на краски. На спиртное, может, и не хватало, но бутылку Я.Ш. приносил с собой.

Он часто приходил, обычно вечером.

Выпивали. Разговаривали. Умолкали. Выпивали…

О чем они могли разговаривать — немецкий граф и польский офицер госбезопасности?

О термитках? Об особых заданиях? Но фон Ц. не воевал, староват был, к тому же у него была астма. Кажется, он копал рвы в каком-то лагере. Зато мог упомянуть двоюродного брата, Йоахима фон Ц., сокращенно Йохи. Тот тоже был граф, но по убеждениям левый и водил дружбу с другими левыми, например, с Есенской.

С кем? — мог в этом месте спросить Я.Ш.

С Миленой, приятельницей Кафки.

Чьей приятельницей? — мог допытываться Я.Ш., потому что ни в семилетке в Накле, ни на кулинарных курсах, которые он закончил, про Кафку им не рассказывали.

Кузен Йохи помогал евреям — фон Ц. перешел на почву, на которой собеседник чувствовал себя гораздо увереннее. Когда Гитлер занял Чехословакию, Йохи вывозил их в Польшу.

Упоминание о евреях могло кое о чем напомнить Я.Ш. Например, он мог сказать: «и я…» Или: «и у нас…», либо даже: «была однажды такая история…»

Нет, ничего этого он не сказал. Какое было дело графу до несостоявшихся крестин? У него хватало своих забот. Граф боялся, что его выселят. Что не дадут гражданства, даже права на проживание не дадут. Что не впустят Гизелу, его дочь. Что узнают про парабеллум. А больше всего он боялся худшего: разлуки с морем.

Я.Ш. ему помог. Во всем.

Граф остался в Польше.

Из Германии приехала Гизела. Она была медсестрой, ее взяли на работу, Я.Ш. попросил заведующего больницей.

И только этот парабеллум… Граф спрятал, Я.Ш. не сообщил. А еще эти вечерние разговоры… Агент С-10 не сомневался: немецкого графа и польского офицера госбезопасности могло связывать только одно — шпионская сеть.

Я.Ш. арестовали.

Он сдал дежурному партийный билет, фотографию жены — хрупкой шатенки с правильными чертами лица, из которой сегодняшние визажистки сделали бы настоящую красавицу, — и ежедневник на 1952 год. Это был плохой год для друзей Я.Ш., подпольщиков-коммунистов, но в его деле прокурор не усмотрел состава преступления. Довоенный парабеллум спрятал от Красной армии немощный старик, а что касается шпионской деятельности (продолжал прокурор), то не обнаружено «моментов, которые указывали бы…».

Я.Ш. получил обратно партбилет, фотографию и ежедневник и явился к своему начальству. Увы. Шпионом он, возможно, и не был, но проявил преступную бездеятельность.

На этот раз потребовалось сдать уже всё. Офицерские мундиры, дерюжный ремень, кожаный портфель и кокарду, одну штуку. И дать обещание не разглашать секретную информацию. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Текст был на листочке, достаточно было поставить подпись.

Миссия, возложенная на Я.Ш. генералом Мареком, была завершена.