Реклама на сайте
  • Регистрация
  •   Войти
    Новости литературы: анонсы книг, литературный календарь, новинки букридеров, биографии писателей, рецензии, деловая литература, новости фантастики, рейтинги книг, что читать.
    ozon
    • Одноклассники
    • Twitter
    • Twitter
    • RSS
    • Главная
    • Новости
    • Что читать?!
    • Анонсы книг
    • Деловая литература
    • Детские книги
    • Интервью
    • Рецензии на книги
    • Колумнисты
    • Букридеры
    • Литературный календарь
    • Путеводитель по писателям
    • Новости фантастики
    • Записки читателя

    Пушкинские сюжеты в цикле Б.Л. Пастернака «Тема с вариациями»

    03.05.2011 15:47 0 комментариев
    Tweet
    Серф

    М. Гельфонд

    Лирический сюжет – одно из наиболее проблемных понятий в современном литературоведении. Ответ на вопрос о его природе почти неизбежно приводит к некоему компромиссу. Так, по мысли В.А. Грехнева, сюжет в лирике «ограничен пределами ситуации»1. Правомерность этой формулы по отношению к лирике классического периода не вызывает сомнений. В лирике ХХ века, на наш взгляд, все обстоит сложнее: сюжет может отталкиваться от заданной ситуации, но расширение его ассоциативно и потому непредсказуемо. Это особенно наглядно проявляется в тех случаях, когда исходной точкой оказывается чужой сюжет: его рецепция в лирике нередко предполагает обратное движение от сюжета к мотиву, и как следствие  – порождение нового сюжета.

    Подобное движение разворачивается в тех стихах Б.Л. Пастернака, где он непосредственно отталкивается от сюжетов пушкинских произведений.  Обращения Пастернака к творчеству Пушкина были подробно рассмотрены в ряде работ. Исследователей привлекали различные аспекты: природа лирического цикла2, отношение Пастернака к Пушкину3, пушкинские реминисценции в отдельных произведениях4. Нас же интересует именно восприятие пушкинских сюжетов – не только лирических, но и эпических и драматических – и их преображение в лирике Пастернака.  

    По наблюдению И. Бродского, Пастернак – это «поэт микрокосма», чьи лирические сюжеты развиваются центробежно, захватывая все больший круг вещей и явлений5. В лирическом цикле «Тема с вариациями» этот принцип задан заглавием и музыкальной структурой цикла: можно предположить, что тема представляет собой исходный сюжет, а вариации – его мотивы в различных сочетаниях. В реальности структура цикла более сложна, поскольку в качестве исходных выступают сюжеты четырех пушкинских произведений: «К морю», «Медного всадника», «Пророка» и «Цыган», причем первые три располагаются в центре цикла, последний – на его периферии. Тяготеющие к одному центру – пушкинской судьбе, они переосмысляются по законам пастернаковской «скорописи», где привычное разворачивание сюжета уступает место его торопливому конспекту6. Пушкинский сюжет в этом случае может быть уподоблен сжатой пружине: сложно предположить, когда и каким образом она развернется.

    Первое произведение цикла – «Тема» – в прямом смысле начинается с точечного обозначения пространства («от этой точки глаз нельзя отвлечь» сказано далее) и единственный раз названного в цикле героя:

    Скала и шторм. Скала и плащ и шляпа.

    Скала и Пушкин. Тот, кто и сейчас…

    «Стартовая площадка» цикла непосредственно связана с сюжетом пушкинской судьбы – его прощанием с морем. Восприятие пушкинской элегии, как отмечалось комментаторами, здесь опосредовано известной картиной И. Айвазовского и И. Репина «Пушкин у моря. Прощай, свободная стихия!..»7. Но сам пастернаковский замысел резко противопоставлен хрестоматийной ясности картины. Образ сфинкса, предвещающий обращение к «Медному всаднику», расширяет пространственные и смысловые координаты цикла. Исходная точка «Темы» осмысляется как центр мироздания: появление Пушкина на скале подготовлено не только историей – мифами древней Греции и «наследием кафров», но и состоянием творящего природного хаоса («В осатаненье льющееся пиво// С усов обрывов, милей, скал и кос// мелей и миль. И гул, и полыханье// Окаченной луной, как из лохани// Пучины. Шум и чад и шторм взасос»). Именно мотив морского шума – «сквозняка первостихии»8 – сближает в контексте «Тем и вариаций» элегию «К морю» с «Медным всадником». Здесь же подспудно прорисовываются мотивы «Пророка» («И гад морских подводный ход// и дольней лозы прозябанье») и отчасти «Цыган», также осмысленных Пастернаком в «морском» аспекте.

    Все это делает элегию «К морю» своеобразным лейтмотивом пастернаковского цикла: поэт обращается к ней в каждой из вариаций. При этом пушкинский лирический сюжет – прощание со «свободной стихией» – Пастернаком отвергнут. Напротив, море дано не как  внешнее пространство, а как внутренний мир поэта. Особую роль в этом контексте приобретает образ губ, стирающий границы между внешним и внутренним, губ целующих и говорящих, вбирающих в себя и порождающих мир («На сфинксовых губах – соленый вкус// туманностей. Песок кругом заляпан// сырыми поцелуями медуз»). «Изображаемое пространство, – отмечает Е. С. Хаев, – стремится к точке, и эта точка – рот, орган речи»9.  Образ штормящего моря сливается с актом поэтического творения мира. Формулой этого двуединства становится финал первой – «Оригинальной» – вариации:

    Свобода свободной стихии

    С свободной стихией стиха.

    Эта вершинная формула подчеркнуто открыта отсутствием рифмы. «Конспект» пушкинской лирики и судьбы достигает здесь особой плотности: в двух строчках дана вся пушкинская эволюция осмысления свободы – от ранних лицейских стихов до сонета «Поэту» и «Из Пиндемонти».  Здесь не только раскрывается пушкинское движение от внешней свободы к внутренней, но и точно схвачен сам момент перелома, оставшийся в подтексте финала «К морю»:

    В леса, в пустыни молчаливы

    Перенесу, тобою полн,

    Твои скалы, твои заливы,

    И блеск, и тень, и говор волн.

    «Может быть, впервые в этом стихотворении, свобода переходит из числа дарованных человеку внешних привилегий в качество внутренней, духовной ценности», – пишут И. Сурат и С. Бочаров10. Пустоте внешнего мира («Мир опустел…») противопоставлена у Пушкина наполненность внутреннего  («Перенесу, тобою полн»). Та же коллизия разворачивается и во вступлении к «Медному всаднику», к которому Пастернак обращается во второй – «Подражательной» – вариации, начинающейся пушкинскими словами:

    На берегу пустынных волн

    Стоял он, дум великих полн.

    Перед нами – своего рода поэтический эксперимент: слова, описывающие Петра, отнесены у Пастернака к самому Пушкину. В соответствии с этим переосмысливается и сюжет «Медного всадника» – одного из наиболее значимых для Пастернака пушкинских произведений11.

    Конфликт «Медного всадника» – противостояние «бедного Евгения» и «великого Петра» в восприятии Пастернака полностью исчезает. Сама фигура Евгения оказывается словно бы не замеченной Пастернаком (отметим, что Мандельштаму будет необходим именно «чудак Евгений»)12.  В «Медном всаднике» для Пастернака важно вступление к поэме, момент создания города как сотворения мира, демиургическое начало, связанное с личностью Петра, а в соответствии со смысловым «переносом» – и Пушкина. Сохраняя ритмико-синтаксическую структуру «Медного всадника», Пастернак преображает ее в соответствии с излюбленной мыслью о том, что творчество – это «подражание творению». В процесс созидания художественного мира – будущего пушкинского романа («Его роман// вставал из мглы») включен весь окружающий поэта мир. Пространство «Подражательной» вариации стремительно расширяется: от описанной вначале прибрежной полосы («на берегу пустынных волн») до открывающегося с обрыва «сектора земного шара». Мир раскрывается навстречу поэту по горизонтали и  вертикали – от ветров и смерчей до «евангелья морского дна». Стихия в «Теме с вариациями» вызывает не ужас, как в «Медном всаднике», а ощущение счастливого равенства с ней («на восхищенье// был вольный этот вид суров»). Это не разрушительная, а созидающая сила, помогающая поэту-демиургу и одновременно соперничающая с ним:

    Был бешен шквал. Песком сгущенный,

    Кровавился багровый вал.

    Такой же гнев обуревал

    Его, и, чем-то возмущенный,

    Он злобу на себе срывал.

    В этих словах легко узнается отголосок пушкинского рассказа о бедном Евгении:

    Он не слыхал,

    Как поднимался жадный вал,

    Ему подошвы подмывая,

    Как ветер, буйно завывая,

    С него и шляпу вдруг сорвал.

    Подчеркнутая узнаваемой рифмой реминисценция еще более обнажает контраст между пушкинской поэмой и пастернаковским циклом. Отталкиваясь от начальных строк «Медного всадника», Пастернак не описывает неразрешимый конфликт, а создает демиургический миф о сотворении новой поэтической вселенной в согласии со стихией.

    Мотив сотворения или преображения мира сближает в пастернаковском прочтении «Медного всадника» с «Пророком» и, соответственно, вторую («Подражательную») вариацию с третьей («Макрокосмической»). Если во второй вариации изображен временной промежуток, предшествующий творческому акту, то в третьей –  момент создания «Пророка», охвативший все окружающее от Марокко до Архангельска. В отличие от современников, варьировавших сюжет  пушкинского «Пророка» применительно к себе или человечеству в целом («Мне голос был…» А. Ахматовой, «Баллада» В. Ходасевича, «Стихи к Чехии» М. Цветаевой, «Шестое чувство» Н. Гумилева), Пастернак акцентирует внимание не на поэте как субъекте действия, а на состоянии мира, соответствующем моменту творения. Авторская точка зрения вынесена за пределы действия: все происходящее увидено им одномоментно в разных частях света, словно  с абсолютной высоты:

    Море тронул ветерок с Марокко.

    Шел самум. Храпел в снегах Архангельск.

    Плыли свечи. Черновик «Пророка»  

    Просыхал, и брезжил день на Ганге.

    Очевидна неожиданная близость третьей вариации к известным словам В.Ф. Ходасевича: «В тот день, когда Пушкин написал «Пророка», он решил всю грядущую судьбу русской литературы… В тот миг, когда серафим рассек мечом грудь пророка, поэзия русская навсегда перестала быть всего лишь художественным творчеством. Она сделалась высшим духовным подвигом, единственным делом всей жизни. Поэт принял высшее посвящение и возложил на себя величайшую ответственность»13. У Пастернака пушкинское «эхо» шире: на создание «Пророка» отзывается не Россия, а мир, не литература, а стихия. Предельное сокращение временного измерения и расширение пространственного усиливает впечатление всемирного отклика и является словно бы зеркальным отражением пушкинского одномоментного восприятия мира («И внял я неба содроганье// И горний ангелов полет, // И гад морских подводный ход// И дольней лозы прозябанье»). Так периферийный сюжет пушкинского произведения оказывается центральным, а Пушкин становится таким же «явлением природы», каким назвала М. Цветаева самого Пастернака14.

    Пастернаковское обращение к Пушкину в «Темах и вариациях» органически продолжает посвящение «Сестры моей – жизни» Лермонтову и  становится знаком взросления «награжденного вечным детством» поэта. Но, помимо этого, за обращением Пастернака к Пушкину стояла необходимость оправдания неромантической концепции поэта, творящего мир в соответствии с высшим замыслом. Осмысляя Пушкина, отталкиваясь от его сюжетов, Пастернак создавал тот творческий конспект его стихов, где «скоропись духа»15 определялась величием задач, равно поставленных перед автором и его героем-предшественником.


    1 Грехнев В.А. Лирика Пушкина: о поэтике жанров. Горький, 1985, с. 192.

    2 Хаев Е. С. Проблема композиции лирического цикла (Б. Пастернак, «Тема с вариациями»). // Хаев Е. С. Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Н. Новгород, ННГУ, 2001, с. 48-58.

    3 Баевский В.С. Пушкин и Пастернак: к постановке проблемы.// Пастернаковские чтения. Выпуск 2. М., 1998, с. 222-244. Мусатов В.В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины ХХ века. М., РГГУ, 1998, с. 373-437.

    4 Журавлев А.Н. «К морю» А.С. Пушкина и «Волны» Б.Л. Пастернака в свете жанровой типологии // Болгарская русистика. – 2002. — №1. Е. Фарыно «Он памятник себе» у Пастернака// Пушкин в ХХI веке: вопросы поэтики, онтологии, историцизма. Сборник статей к 80-летию Ю.Н. Чумакова. Новосибирск: НГУ, 2003, с. 187-192.

    5 Иосиф Бродский. Большая книга интервью. М., 2000, С. 561-563.

    6 «Текст напоминает конспект», — отмечает Е. С. Хаев, анализируя третью («Макрокосмическую») вариацию // Хаев Е. С. Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Н. Новгород, ННГУ, 2001, с. 53.

    7 Пастернак Б.Л. Собрание сочинений в 5 томах. М., 1989. Т. 1, с. 672-673.

    8 По словам С.Н. Бройтмана, «Пронизанность пастернаковского мира сквозняком первостихии определяет его исходное своеобразие» // Бройтман С.Н. Русская лирика Х1Х-начала ХХ века в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура). М.: РГГУ, 1997, с. 261.

    9 Хаев Е.С. . Проблема композиции лирического цикла (Б. Пастернак, «Тема с вариациями»). // Хаев Е. С. Болдинское чтение: статьи, заметки, воспоминания. Н. Новгород, ННГУ, 2001, с. 52. Подробнее об образе губ у Пастернака: Бройтман С.Н. Гротескное начало в книге Б. Пастернака «Сестра моя — жизнь»// Гротеск в литературе: материалы конференции к 75-летию Ю.В. Манна. М., Тверь, 2004, с. 128-134.

    10 И. Сурат, С. Бочаров. Пушкин. Краткий очерк жизни и творчества. М.: Языки славянской культуры, 2002, с. 42.

    11 Сюжет «Медного всадника» становится исходным для цикла «Петербург» («Поверх барьеров»). В письме О.М. Фрейденберг Б.Л. Пастернак назвал «Спекторского» «своим «Медным всадником» // Пожизненная привязанность: Переписка Б.Л. Пастернака с О.М. Фрейденберг.  М., 2000, с.  172.

    12 «Чудак Евгений бедности стыдится// Бензин вдыхает и судьбу клянет». // Мандельштам О.Э. Собрание сочинений в 4 т. М., 1993. Т. 1, с. 82.

    13 Ходасевич В.Ф. Собр. соч. В 4 т. М., 1996. 1, с. 489.

    14 Цветаева М.И. Собрание сочинений в 7 т.  М., 1995. Т. 6, с. 233.             

    15 «Метафоризм – естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач,… стенография большой личности, скоропись ее духа». // Пастернак Б.Л. Об Искусстве. М., 1990, с. 176.


    поэзия

    Подпишитесь на рассылку!

    Хотите раз в неделю получать новости литературы. обзоры книжных новинок и рекомендации что почитать? Тогда подпишитесь на нашу бесплатную информационную рассылку.

    Рассылки Subscribe.Ru
    Новости литературы
    Подписаться письмом


    После заполнения внимательно следуйте инструкциям по активации подписки. МЫ ГАРАНТИРУЕМ, что по данной рассылке вы не получите никакого спама и всегда сможете отписаться, если решите, что не хотите получать наши письма.





    Оставить комментарий

    Подписаться

    Хотите раз в неделю получать новости литературы, обзоры книжных новинок и рекомендации что почитать? Тогда подпишитесь на нашу бесплатную информационную рассылку.
    * indicates required

    View previous campaigns.

    После заполнения внимательно следуйте инструкциям по активации подписки. МЫ ГАРАНТИРУЕМ, что по данной рассылке вы не получите никакого спама и всегда сможете отписаться, если решите, что не хотите получать наши письма.

    РУБРИКИ

    • Анонсы книг
    • Афиша
    • Библиотека
    • Биографии писателей
    • Букридеры
    • Деловая литература
    • Деловая пресса
    • Дискуссионный клуб
    • Интервью
    • Интересные факты
    • Книги для детей
    • Книжные топ-листы
    • Колумнисты
    • Купить книги
    • Литературные конкурсы и премии
    • Литературный календарь
    • Литературоведение
    • Новости
    • Новости фантастики
    • Опросы
    • Партнерство и сотрудничество
    • Подкасты
    • Путеводитель по писателям
    • Статьи о творчестве
    • Театральный обзор
    • Уже читал!
    • Что читать?!
    • Экранизации
    Новости литературы: анонсы книг, литературный календарь, новинки букридеров, биографии писателей, рецензии, деловая литература, новости фантастики, рейтинги книг, что читать.

    Карта сайта
    • “УЖЕ ЧИТАЛ!” – итоги конкурса!
    • О проекте
    • Размещение рекламы на сайте Новости литературы
    • Реклама на сайте Новости литературы
    • «Уж небо осенью дышало…»
    • Добавить цитату на конкурс
    • Подпишитесь на рассылку!
    • Магазин
    Поиск:
    © 2023 — Новости литературы. All Rights Reserved