Образ разъятого тела в художественном мире В. Маяковского

Н.Г. Юрасова

Говоря об образе разъятого тела, нельзя не учитывать концепции М. Бахтина. Ученый связывает этот образ с карнавальным развенчанием, отрицанием как частью единого амбивалентного обряда. На карнавальность Маяковского указывает сам М. Бахтин в наброске <О Маяковском> [Бахтин, 1997]. Но карнавальная традиция во многом переосмыслена поэтом, и это видно, в том числе, в образах разъятого на части тела. 

Данный образ представлен в художественном мире Маяковского в нескольких разновидностях. 

Прежде всего, это произведения о войне: «Мама и убитый немцами вечер» («А вечер кричит, / безногий, безрукий…»), «Хвои» («Ваш брат / теперь, / безрукий мученик…»), а также поэма «Война и мир». Здесь расчленение тела — насильственное, источником его является война. Разъятие означает смерть, и потому оценивается отрицательно.

Однако в поэме «Война и мир» мы видим не только разъятие, но и собирание тела: «Было ль, / чтоб срезанные ноги / искали б / хозяев, / оборванные головы звали по имени?» [Маяковский, 1, 236]. То же самое происходит в трагедии «Владимир Маяковский»: «Я летел, как ругань. / Другая нога / еще добегает в соседней улице» [Маяковский, 1, 163], а также в стихотворении «Владимир Ильич!»: «Ноги без мозга — вздорны. / Без мозга нет дела. / Металось / во все стороны / мира безголовое тело. / Нас продавали на вырез. / Военный вздымался вой. / Когда над миром вырос / Ленин / огромной головой…» [Маяковский, 2, 32]. Важно, что во всех этих примерах тело обретает цельность при переходе к будущему.

В «Трагедии» и «Владимире Ильиче» показано революционное состояние мира. Революция у Маяковского несет в себе карнавальное, амбивалентное  начало. Она разрушает все иерархии (пространственную, социальную), умерщвляет старое и помогает родиться новому. Разъятое тело не завершено, как не завершен весь мир. Однако идеалом для Маяковского является не революция, а будущее, которое мыслится как завершение времени. Именно поэтому при переходе к будущему тело должно преодолеть свою разрозненность. В будущее может войти только целостный человек. К слову, вариантом этого мотива является объединение людей в коллектив: люди — разрозненные части единого коллективного тела, целостность которого восстанавливается при переходе к будущему.

В первом действии «Трагедии» показан пороговый мир, в котором, по словам В.Н. Альфонсова, «все стоит на грани катастрофы, в предчувствии мятежа» [Альфонсов, 79]. В «Трагедии», действительно, сохраняется ряд карнавальных черт, например, пиршественные образы. В начале Пролога Маяковский-герой несет душу «к обеду идущих лет». Но далее звучит: «Я вам открою / словами / простыми, как мычанье, / наши новые души» [Маяковский, 1, 153-154]. Гибель, поглощение души связана с открытием души новой.

По замечанию И.Ю. Иванюшиной, «вне традиции народного карнавала невозможно понять центральные образы трагедии (Человек без глаза и ноги…)» [Иванюшина, 9]. Н.И. Харджиев видит здесь влияние Ницше [Харджиев, 163]. Действительно, у Ницше читаем: «Вот что нестерпимее для моего ока — видеть человека раскрошенным и разбросанным, будто по полю брани и бойни. <…> Я брожу среди людей, словно среди обломков грядущего: того грядущего, которое провижу» [Ницше, 172]. Видимо, и у Маяковского калеки являются обломками будущего человека, т.е. это — незавершенное разъятое тело.

Восстание вещей, видимо, открывает дорогу к будущему, поэтому тело начинает восстанавливать свою целостность: «Другая  нога / еще добегает в соседней улице» [Маяковский, 1, 163]. Однако тело так и не преодолевает свою разрозненность: во втором действии по-прежнему фигурирует Человек без глаза и ноги. Появляется здесь и мотив еды, но амбивалентность его ослаблена: «Ты поговори еще там! / Мы из тебя сделаем рагу, / как из кролика!» [Маяковский, 1, 169]. Можно сказать, что мир завершился преждевременно, отсюда — трагизм. 

Итак, при переходе к будущему тело должно обрести недостающую ногу («Владимир Маяковский») и голову («Владимир Ильич!»). Поскольку будущее у Маяковского нередко получает пространственное выражение, предстает как некая «земля обетованная», важными оказываются и ноги, без которых невозможно полноценное, быстрое движение к будущему, и голова, без которой невозможно найти дорогу.

«Война и мир» отличается от «Трагедии» и стихотворения «Владимир Ильич!» тем, что источником разрушения становится не революция, а война. Война — не карнавальный образ: хотя первоначально она связывается с обновлением мира («Будетляне», «Мысли в призыв»), впоследствии Маяковский отказывается от такого ее понимания. Война разрушает мир полностью, поэтому к будущему нельзя дойти, его необходимо создать. Важно, что для этого герой поэмы должен пройти через саморазвенчание, взять на себя грехи мира: «Это я, / Маяковский, к подножию идола / нес / обезглавленного младенца. <…> Сам казнится / единственный людоед». При этом его собственное тело также подвергается разъятию: «Пусть с плахи не соберу разодранные части я…» [Маяковский, 1, 231-233], и это позволяет герою обновиться самому и обновить мир: «Вот, хотите, из правого глаза / выну / целую цветущую рощу?!» [Маяковский, 1, 234]. Здесь, на наш взгляд, карнавальное начало выражено более явно. 

В стихотворении «Прозаседавшиеся» тело также распадается на части, пополам: «В день / заседаний на двадцать / надо поспеть нам. / Поневоле приходится раздвояться. / До пояса здесь, / а остальное / там» [Маяковский, 4, 7]. Здесь распадение тела — не насильственное, а самопроизвольное, причем даже половина бюрократа сохраняет способность «заседать». Сходный случай — стихотворение «Гомперс». Здесь тело также распадается пополам, но не по горизонтали, а по вертикали: «Нога одна, / хотя и длинная, / грудь одна, / хотя и бравая. / Лысина — / половинная, / всего половина, / и то — правая» [Маяковский, 5, 142]. 

Показательно, что Гомперс лишается именно ноги, и от этого «плетется он / у рабочего движения в хвосте» [Маяковский, 5, 145]. Он не способен к быстрому движению, поэтому будущее для него недоступно.

Неясно, какой части тела лишаются персонажи «Прозаседавшихся». Если от них убегает нижняя часть, то это случай, близкий стихотворению «Гомперс»: тело теряет способность к движению. Однако М.А. Александрова в ходе обсуждения данного доклада высказала мысль о том, что бюрократы, напротив, лишаются верхней половины, и в этом случае мы имеем дело с характерной для карнавала заменой головы на зад.

На наш взгляд, текст не дает оснований для однозначного истолкования этого образа. Однако в творчестве Маяковского есть пример непосредственной связи мотива заседания с образом зада — стихотворение «Нагрузка по макушку»: «Просидел / собраний двести. / Дни летят, / недели тают… / Аж мозоль / натер / на месте, / на котором заседают» [Маяковский, 9, 75]. Кроме того, в поэме «Владимир Ильич Ленин» также встречается замена лица на зад (но без разъятия тела): «Вокруг, / с лицом, / что равно годится, /  быть и лицом, / и ягодицей, / задолицая / полиция» [Маяковский, 6, 247].

Однако, несмотря на очевидное сходство с карнавальными образами, гротеск становится здесь средством сатиры, утрачивая амбивалентность. Карнавальное действо всенародно и совершается на площади; «гротескное тело не отграничено от остального мира» [Бахтин, 1990, 33]. Бюрократы в «Прозаседавшихся», напротив, отгорожены от мира, замкнуты в своем пространстве, в которое можно только «врываться»: «Взъяренный, / на заседание врываюсь лавиной» [Маяковский, 4, 7].       

Итак, мы выделили три группы произведений Маяковского, в которых появляется образ разъятого тела. Во-первых, это военные произведения, в которых расчленение тела — насильственное. Во второй группе («Владимир Маяковский», «Война и мир», «Владимир Ильич!») разъятое тело стремится обрести целостность, и это связано с переходом к будущему. Третья группа («Прозаседавшиеся», «Гомперс») — сатирические произведения, в которых тело распадается само собой. Карнавальное начало сохраняется у Маяковского в образе революции, в остальных же случаях оно ослаблено и переосмыслено. Видимо, поэтому в большинстве случаев разъятое тело получает отрицательную оценку.

Литература

Альфонсов В.Н. «Нам слово нужно для жизни…». В поэтическом мире Маяковского. Л., 1984.

Бахтин М.М. Собрание сочинений в 7 томах. Т. 5. М., 1997.

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

Иванюшина И.Ю. Творчество В.В. Маяковского как феномен утопического сознания. Автореферат диссертации… канд. филол. наук. Н. Новгород, 1992.

Маяковский В.В. Полное собрание сочинений в 13 томах. М., 1955-1961.

Ницше Ф. Так говорил Заратустра. М., Издательство Московского ун-та, 1990.

Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. В 2 томах. Том 2. М., 1997.   

Грехнёвские чтения. Сборник научных трудов. Вып. 3. Н. Новгород, 2006. С. 61-64