О классиках правильных и спорных. Обзор прессы за неделю

На минувшей неделе газеты подробно писали о новых книгах: в сферу интереса попали и роман загадочного  автора Фигль-Мигль «Ты так любишь эти фильмы», и сборник рассказов Роберто Боланьо, и доклад Копенгагенского института исследования будущего «Анархономика»… Новая книга стихов Андрея Новикова-Ланского вызвала споры о классицизме в литературе. Не забыли газеты и о 120-летнем юбилее Михаила Булгакова.

 «Объем книжного рынка в России сократился в 2010 году более чем на 8%, до 64,6 млрд руб., подсчитала Роспечать. Главная причина — общее снижение интереса к чтению. Продажи книг в электронном формате удвоились примерно до 60,72 млн руб., но все равно пока не превышают 0,1% рынка», сообщает «Коммерсантъ» в номере от 12 мая. «Крупнейшая доля рынка (42%), по данным Роспечати, по-прежнему приходится на независимые книжные магазины, продажи через которые сократились с 27,456 млрд до 27,132 млрд руб. Нарастили свою рыночную долю с 20% до 24% книготорговые сети, выручка которых увеличилась с 14,08 млрд до 15,504 млрд руб. Доля сетей сокращалась в 2009 году из-за закрытия большого числа магазинов в связи с кризисом, напоминают авторы доклада. За счет этого тогда же с 10% до 12% выросла доля канала FMCG (книжные продажи в торговых центрах товаров повседневного спроса), в 2010 году эта доля осталась на прежнем уровне, хотя в денежном выражении продажи данного канала снизились с 8,448 млрд до 7,752 млрд руб. Общее число розничных торговых точек в прошлом году прекратило снижаться, оставшись на уровне 2009 года — 3,4 тыс. Это примерно на 6% меньше, чем в докризисном 2008 году, или на 60% меньше, чем на территории России в 1990-м. Крупнейшей сетью остается «Топ-книга» (бренды «Книгомир», «Лас-Книгас», «Литера», «Пиши-Читай»), количество магазинов которой к апрелю 2011 года сократилось до 523 по сравнению с 548 годом ранее. При этом в то время как «Топ-книга» преобладает в регионах, в Москве лидером по количеству точек является АСТ (54 магазина «Буква»), а в Санкт-Петербурге — «Эксмо» (42 магазина под разными брендами).

Учитывая, что покупательная способность граждан, по данным Росстата, росла в 2010 году быстрее, чем цены на книги (прирост средней зарплаты составил 14,85%, среднеотраслевой розничной цены на книги — 12,05%), продажи падают из-за внеэкономических факторов, считают авторы доклада».

На минувшей неделе «Московские новости» выбрала следующие книги недели: «Анархономика. Доклад Копенгагенского института исследования будущего» (Ультракультура, 2011); Альфредо Хосе Эстрада, «Гавана. Автобиография города»  (АСТ, 2011); Елена Петровская, «Теория образа» (РГГУ, 2011). «В будущем анархономика выберется за пределы интернета и радикально изменит экономику физического мира. Все, что может быть оцифровано, будет оцифровано, а цена цифровых товаров стремится к нулю… Авторами этого радикального прогноза являются сотрудники Копенгагенского института изучения будущего, крупнейшего «мозгового центра» Скандинавии. Написан этот текст отнюдь не разудалым сленгом, принятым на просторах Интернета: доклад представляет собой строгий, внятный и доказательный бизнес-прогноз. Цель которого – предупредить, просветить и спровоцировать. Авторы констатируют: киберпространство наступает. Кризис, который переживают производители DVD и СD, – только начало: никакими законами об авторском праве тенденцию не остановить, она будет только нарастать. Вопрос в том, как правильно к ней относиться: сопротивляться, сотрудничать или приспособить для своих нужд». О книге Эстрады: «Автор – американец кубинского происхождения, на родину вернулся лишь в тридцатилетнем возрасте, поэтому не стоит требовать от него социологических выкладок и впечатлений местного жителя. Во всем остальном текст остроумный и тщательный. Эстрада хорошо изучил историю Гаваны и рассуждает обо всем на свете: об индейцах, пиратах, сигарах, о работорговле и проституции, о ночных клубах, танцах и Буэно Висте, Фиделе Кастро и Че Геваре. Гавана сейчас в моде, так что текст очень кстати». О «Теории образа»: «Лена Петровская знакомила русских читателей с теорией фотографии, помогала прочесть тексты Барта и Нанси, открывала трудный для восприятия мир фотообразов Бориса Михайлова. В своей новой книге, разбирая современные подходы к проблеме видимого и невидимого, она говорит об исследовании визуального как новой дисциплине, понятийный аппарат которой формируется на наших глазах, — процесс затяжной и по-своему драматичный».

 «Коммерсантъ Weekend» от 13 мая обращает внимание на книгу автора Фигль-Мигль «Ты так любишь эти фильмы» (напоминаем, шорт-листера «Нацбеста») и «Шлюхи-убийцы» Роберто Боланьо. «Роман сложен из отрывков их речи, и внутри нее идет словесный пинг-понг, трепотня, из которой по большей части и состоит духовная жизнь отечественного интеллектуала. Еще в романе есть убийства и адюльтеры, но они второстепенны, отодвинуты на второй план в общем полотне жизни, которая складывается не из событий, а из картинок и разговоров. Неважно, кто убил, кто убит, кто с кем спит, кто ширяется, кто работает на иностранную разведку. Важно, кто, что и кому по этому поводу сказал»: о «Ты так любишь эти фильмы». «Шлюхи-убийцы» — это сборник рассказов: «У текстов, вошедших в сборник, есть общая тема: равнение политики, эротики, повседневной жизни на культуру. Так, в «Бальной книжке», сухо описывая недолгую историю своих отношений с чилийской диктатурой, Боланьо перемежает рассказ о пребывании в тюрьме с подробной сводкой прочитанных книг. Центральным моментом другого рассказа («Дни 1978 года») становится пересказ героем «Андрея Рублева» Тарковского, в конце которого по лицам рассказчика и слушателей текут слезы. Тот же герой, писатель Б., выезжая с отцом в Акапулько, грезит Ги Розеем, а гуляя по Брюсселю — философом Анри Лефевром. «Почему он тебя так волнует?» — спрашивает его девушка, с которой он проводит дни, на что герой отвечает: «Потому что он не волнует больше никого». Культура — это шлюха-убийца, прекрасная и страшная, но именно она наполняет содержанием пустые дни, и от высокой концентрации ее проза Боланьо буквально сыплет искрами и завораживает».

Кроме того, в том же номере «Weekend’а» — рецензия на книгу Даниэля Домшайт-Берга «WikiLeaks изнутри» (АСТ, 2011). «На первый взгляд, это типичная книга жанра «Записки человека, обиженного знаменитостью». Даниэль Домшайт-Берг вместе с Джулианом Ассанжем создавал сайт WikiLeaks, а тот оттеснял его в тень, дразнил, эксплуатировал и в конце концов выгнал. Теперь Домшайт-Берг рассказывает об их отношениях всю подноготную. Суть рассказа в том, что автор — разумный, ответственный, культурный человек, а Ассанж — дикарь, почти чудовище… Автор смотрел на Ассанжа сначала с обожанием, потом с обожанием и обидой — и потому заметил довольно много… Но, расставшись с Ассанжем, Домшайт-Берг все-таки оказался способен и на самостоятельное действие: он не бросил борьбу с секретностью, а создал сайт OpenLeaks. Этот сайт так же, как WikiLeaks, предлагает всем обладателям секретных документов их присылать, но публиковаться эти документы будут уже не на самом сайте, а в наиболее подходящих для этого СМИ… Вместо выбранной Ассанжем роли политического игрока, звезды, объекта гонений и славы Домшайт-Берг выбрал роль находящегося в тени служителя общества. Вот пусть теперь обладатель секретных документов и подумает, к кому обратиться — к прославленному WikiLeaks или к скромному OpenLeaks… Становится ясно, что эта книга — вовсе не такой простодушный выкрик, как кажется поначалу. Домшайт-Берг прекрасно понимает, что роль обиженного и брошенного обожателя — роль жалкая, но вполне сознательно эту роль на протяжении всей книги играет, лишь бы попутно внушить читателям: да, Ассанж гений, а я ничто, но он непредсказуем и ненадежен, ему наплевать на свою безопасность, а значит, и на безопасность информаторов — на вашу, читатели, безопасность, а я осторожный, ответственный, боюсь за себя, а значит, и за вас. Не обращайтесь к нему, обращайтесь ко мне».

Приложение к «Независимой газете» «Ex libris» в номере от 12 мая пишет о книге «Живой город: pro et contra. О московской реставрации» — издании на больную для горожан тему, вышедшем по инициативе департамента культурного наследия Москвы. «Под одной обложкой – Владимир Ресин и Григорий Ревзин, поверить невозможно. Тут и Константин Михайлов, один из координаторов общественного движения «Архнадзор», и худрук театра «Геликон-опера» Дмитрий Бертман, хотя в ином месте представить их вместе уже, по-моему, невозможно… Самые первые слова – про сохранение и приумножение славы Москвы, охрану памятников архитектуры и научную реставрацию – мэра Сергея Собянина, слово от составителей – заместителя председателя Москомнаследия Леонида Кондрашева, где рассказывается, как готовился этот широкоформатный (так можно сказать, отталкиваясь от кинотрадиций) том, почти альбомного формата… В книге много картинок. Это и очень качественная архитектурная съемка, интерьеры, фасады, и то, что – очень важно – фиксирует сегодняшнее состояние памятников, уже не парадная, а отчасти репортажная, сиюминутная «раскадровка» Москвы: видовая и вполне туристическая столица не противостоит, а дополнена реставрационными подробностями и проблемными «точками». Хотя больше – чистого, вычищенного, то есть парадного города. Но сама площадь не зачищена, как, скажем, зачищают Триумфальную перед очередными выходами на нее несогласных. Голоса несогласных с теми или другими решениями – тут же, на тех же страницах… Целая дискуссия – об экспертизе. Статьи, интервью. Очень разные мнения, приятные власти, тому же Москомнаследию, не очень приятные, совсем неприятные. Очень широкий спектр. О Шуховой башне, о Петровском путевом дворце, о реставрации Московской синагоги в Спасоглинищевском переулке – что-то, что вызывало споры и скандалы, что-то, над чем работалось спокойнее… На фоне социологического опроса, опубликованного под заголовком «Сохранить то, не знаю что»… Попутно думаешь: с этой книгой можно, как с путеводителем, – намечать маршруты и гулять по Москве».

 «Ex libris» писал на минувшей неделе и о поэзии: о книге стихов Андрея Новикова-Ланского «De Excelsis / Из высоты. Сонеты к Августу» (ОГИ, 2011). «Выход книги стихов Андрея Новикова-Ланского стал поводом для примечательной, хотя и неоригинальной дискуссии в блогосфере и более публичном окололитературном пространстве – дискуссии о классичности и авангарде, о каноне и индивидуальном стиле, о традиции и новации в искусстве. В том, что разговор сразу ушел от собственно книги в более общие категории, отчасти виноват сам автор, довольно безответственно заявлявший в телеинтервью о том, что наличие собственного голоса, индивидуальной манеры у творца не является значимым критерием оценки. Скажем, филолог, исследователь творчества Иосифа Бродского Андрей Ранчин пишет, что «мудрая и спокойная сдержанность тона и классичность форм ныне не в чести», а «преобладающая постмодернистская ироничность и интертекстуальность и, казалось бы, противостоящая ей лобовая эмоциональность уже в известной степени приелись, утратили силу воздействия, обратились в штамп», что уже делает традиционалистские стихи Ланского «небанальными».  С другой стороны, модный философ Андрей Ашкеров реагирует прямо противоположным образом. В статье «Эпитафия для неоклассики» он обрушивается на саму идею нормативного письма: «Ланской предлагает сразу два решения. Во-первых, традиционализм, что в случае с современной литературой означает писать, как Фет или Баратынский, предполагая, что они – канон. Во-вторых, эзотерическая спекулятивность, причем основанная на фактическом отождествлении эзотерического и экзистенциального». Дальше – жестче, приговор: «Неоклассицизм делает меру и справедливость простыми фикциями. Чистейшего вымысла чистейшими образцами»… Но странно осуждать или оправдывать такого рода стихи, апеллируя к категориям классичности. Ибо классичность – в другом», пишет газета. «Прежде всего она – в тональности и картине мира. В античном стремлении гармонизировать хаос и покорно претерпевать силу судьбы. В соразмерности частей и целостности восприятия. В принуждении ритма и планомерном доведении до катарсиса. В чувственном слиянии телесного и духовного. И в диалектической, изменчивой природе вещей. И вот исходя из этих представлений к стихам Ланского действительно можно применить атрибут антологической классичности… Перед нами не сборник стихотворений, тем более не избранное, а два цикла, составляющих единую книгу стихов. Иными словами, это – два единых сложно устроенных текста. Подобно тому как слова в стихотворении вступают в сложные нелинейные отношения, образуя стереоскопичность и множественность порождаемых смыслов, в цикле в такие отношения вступают отдельные стихотворения и возникает та же вибрация смыслов. При внешней простоте и прозрачности это довольно сложные стихи, с несколькими уровнями прочтения».

«Михаилу Булгакову исполняется сто двадцать лет. Теперь он правильный классик. Удобный и приятный», пишет литературный критик Андрей Немзер в «Московских новостях» от 13 мая. «Напечатано все. Отброшенные черновики стали ходким товаром. Изощренные концепции публику больше не будоражат. От демагогических разоблачений и величаний, что строятся на одних и тех же кривых штампах (масон, антисемит, коммерческий сочинитель, апологет сталинской государственности, дьяволопоклонник, православный фундаменталист…), уже не тошно, а только скучно. Культовый роман засунут в школьную программу, а тинейджеры все равно в охотку читают о том, как кот исхитрился уехать на трамвае, Маргарита учинила погром в квартире Латунского, иностранец, провалившись в кадку с керченской сельдью, внезапно овладел русским языком, Иванушка Бездомный зарекся сочинять стихи, а «тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город». Есть чему порадоваться. И не только младому племени, но и тем, кто открывает роман в сто десятый раз. Затягивает. По себе знаю. Заглянешь, чтобы сверить вдруг занадобившуюся цитату, — и пошло-поехало»… «Да, аппетитная, увлекательная, отлично запоминающаяся проза. И, коли не мудрствовать лукаво, — понятная. Истина открывается только художнику; пошлость, глупость и трусость отвратительны во все времена; великая любовь способна творить чудеса; мир устроен гораздо сложнее, чем полагают те, кто готов «ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое», чтобы «наслаждаться голым светом»… Финал заветного романа Булгакова страшно рифмуется с его первым публичным словом — напечатанной в деникинской газете статьей «Грядущие перспективы». Начинающий литератор писал о том, что случится после победы правого — белого — дела… Дети, внуки, правнуки не хотят ни платить по счетам, ни помнить «социальную революцию». Усталость растворена в крови уже которого поколения. Не надо нам света — был бы покой. А Воланд его соорудит или кто-то из бесовни пониже рангом — неважно. И что мечта наша больше смахивает на перелыгинскую дачу, чем на приют мастера, — тоже неважно. Хотел Михаил Афанасьевич жить по-человечески? Хотел! Вот и мы хотим. С ванной, гостиной, фонтаном и садом. И домашней библиотекой, где стоят все сочинения удобного классика. Включая царапающие национальное самолюбие «Грядущие перспективы». Ничего, их с устатку можно не читать. Как и «Белую гвардию». А в «Мастере…» грустные строки пропустим».

Вероника Шарова